[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/4/1/9/1419342/82602896.png[/AVA]Полученная от майя информация прочно врезалась в сознание ацтекского бога, закрепившись там одной единственной мыслью, и эта мысль на время вытеснила еще совсем свежие воспоминания о том паскудном чувстве, что возникает от внезапного откровения относительно реальности мерзостного факта копания в твоей голове какой-то левой дряни. Даже с учетом того, что демоническая зараза с завидным упорством жаждала за каким-то бесом свести личные счеты с майяским богом, до которого, в сущности, Тескатлипоке не было дела; даже при условии гипотетической возможности закрыть глаза на то обстоятельство, что в результате чужой вражды страдал собственный народ бога ночи и в частности его персональное благополучие и интересы, ацтеку категорически не давало покоя знание о том, что назойливый выкормыш монотеизма, развязав полномасштабную кампанию против индейских богов, в какой-то момент получил доступ к оружию, способному на раз уничтожить любого из них. На пути достижения своей цели дрянь не остановится – об этом красноречиво свидетельствовали, по крайней мере, две хоть и не удачные, но оттого не менее дерзкие попытки добраться до майя причем усилиями его некогда рьяных недругов. И если одержимость Шочикецаль ставила под сомнение скорее благополучие и жизнеспособность самой богини (ну, и, разумеется, ковыряла собственнические чувства бога ночи вкупе с его же гордостью), то к моменту оккупации сознания не в меру идейного супруга ацтекской богини тварь действовала уже в соответствии с четко выверенным планом. И предприятие, надо сказать, имело все шансы увенчаться успехом для демонической гадины, одновременно знаменующим собой полное и безоговорочное фаталити для обоих стихийных владык соседствующих солнечных царств, кабы на пути егозливой паскуды не нарисовался «безобидный» египетский пиздец в лице «миролюбивого» и крайне любознательного бога хаоса.
Едва ли Тескатлипока допускал реальность той загадочной ситуации, когда у него появится повод сказать Сету «спасибо» за очередную бесплатную путевку в Дуат. Он и не говорил – и вовсе не по причине собственного невыносимо скотского характера (хотя оный, безусловно, присутствовал), но в силу того, что первому впечатлению суждено оставлять в сознании самый глубокий нестираемый след. В случае со стылой дырой родственничка пустынного боженьки это впечатление по-прежнему отчаянно хотелось изъять из памяти, вычистить из мозгов, вытравить из организма, словно докучливого паразита. 
В общем, с искренней благодарностью у ацтека упорно не ладилось, что сам он малодушно списывал на игрушки, прибитые к полу, и собственную безнадежно замаранную репутацию. А потому самым благоразумным в его случае вариантом оставалось помалкивание в тряпочку во избежание соблазнов натворить еще больше бессмысленной и никому ненужной кабзды. Пожалуй, лишь отчетливое осознание сего факта, подогреваемое скребущим и мерзостным пониманием персональной застарелой и очень глубокой йобнутости, удерживало бога ночи от сиюминутного желания в очередной раз затеять безыдейный срач с египтянином на почве безалаберного отношения последнего к нахапанному когда-то добру. Все это не имело смысла еще и потому, что часть присвоенных Сетом артефактов ацтека бог хаоса Тескатлипоке вернул.  О судьбе же остального божьего барахла, отошедшего в ведение шумерского владыки воздуха, что тоже в свое время принимал активное участие в извлечении не в меру шустрой ацтекской занозы из задницы мироздания, египтянин справедливо не видел для себя нужды справляться.
Не пытаясь искать Энлиля через Сета, Тескатлипока поручил это дело своим особо одаренным последователям из числа людей. К слову, искать долго и не пришлось: шумерский боженька не скрывался, отираясь тут же, под носом – в Нью-Йорке.
Лицо ацтека исказила кривая ухмылка, когда он еще стоял, задрав башку к небу, глядя на циклопического стеклянного монстра, кем-то по ошибке прозванного если не шедевром, то уж всяко новым словом в архитектуре. Этот показной лоск истово бесил индейского бога, бывшего по своей сути именно тем, кого эти бледнолицые лицемерные сволочи привыкли именовать не иначе как варваром. Цивилизованные скоты, что изгадили его родную землю до неузнаваемости. И в данном случае Тескатлипоке было решительно насрать на тот факт, что шумеры в целом и Энлиль в частности взаправду не имели никакого отношения к той пришлой заразе, что планомерно вырезала его народ, старательно стирая с лица земли почти все свидетельства существования некогда великой культуры.
Бог ночи раздраженно толкнул стеклянную дверь, проходя внутрь здания. Девочка-администратор, сверкая белозубой улыбкой, на мгновение окинула вошедшего растрепанного индейца придирчивым взором, но тут же, живо нацепив на лицо маску ложной приветливости, собралась было по заученной схеме выяснить цель визита нестандартного посетителя. Короткой волны божественного внушения хватило, чтобы девица заткнулась, едва раскрыв рот, и послушно зарылась взглядом в лежавшие на стойке бумажки.
С каждым шагом аура древнего бога становилась отчетливей, и злорадная усмешка искривила губы ацтека, когда тот вдруг задумался о том, насколько удивит Энлиля его визит. Злобно зыркнув на секретаршу и тем самым заставляя ту не рыпаться с места, Тескатлипока беспрепятственно распахнул дверь просторного кабинета верховного божества шумерского пантеона.
– Вид отвратительный, – пренебрегая элементарными нормами вежливости, с порога прокомментировал индеец, криво косясь на высокие окна во всю стену. – Безвкусная буржуйская хуйня, а не вид.

[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/4/1/9/1419342/82602896.png[/AVA]Ацтек лишь краем глаза взглянул на прошмыгнувшего мимо человека, предусмотрительно потрудившегося плотно закрыть за собой дверь. Надо думать, дальше бедолага со всех ног летел по коридору, на ходу останавливая телом лифт. Впрочем, Тескатлипока не думал. Стоило лишь смертному оставить богов в обществе друг друга – как ацтек и вовсе выбросил из головы недавний факт присутствия в кабинете кого-то третьего.
От помянутого невзначай дрянного египетского загробного мирка индейца невольно аж перекосило. Разумеется, он попытался было не придать этому значения, сделав вид, будто сказанное его ничуть не задело, но игры не получилось. При упоминании гребаного Дуата весь артистизм ацтекского боженьки разом увядал и куксился, уступая место попеременно вылезающим наружу то жгучему желанию разодрать в клочья незадачливого собеседника, посмевшего еще раз потыкать бедового боженьку носом в его персональные глубоколичные страшилки; то слезливой жалости к себе, любимому, предаваясь в полной мере которой, Тескатлипока обыкновенно молча страдал, сидя на диване со склянкой мороженки в руках, втыкая сотый раз мультик про Покахонтас и изредка порыкивая, когда какой-нибудь неугомонной заразе вдруг оказывалось что-то нужно от него аккурат в тот самый момент, когда боженьку одолевала печалька.
Коль скоро удержать лицо не получилось, индеец решил привычно поязвить.
– Не интересует, – небрежно отмахнулся ацтек в ответ на душевное предложение шумера организовать бесплатный круиз по Иркалле. – Все эти загробные мирки одинаковые, – продолжил он, подходя к столу, за которым сидел Энлиль, с грохотом ногой отодвигая кресло напротив и бесцеремонно устраиваясь в нем. – Я был в двух – полная туфта.
Предложенным косяком, впрочем, бог ночи не побрезговал: как ни в чем не бывало запалил шмаль, глубоко затянулся, на несколько секунд задерживая терпкий дым в легких и одарил шумерского бога широкой насмешливой ухмылкой.
Внимание Тескатлипоки привлек темно-красный сгусток, очевидно, бывший некогда частью чьего-то невезучего организма. То есть самому организму, разумеется, было решительно насрать на сложные взаимоотношения своего бедового обладателя с суровой действительностью, а вот помянутому обладателю в этой жизни однозначно крупно не повезло.
Ацтек по-хозяйски сграбастал пепельницу с заветревшемся в ней шматком мертвой плоти, придвинул посудину поближе к себе и наклонился над столом, увлеченно разглядывая сморщившееся под плотной коркой запекшейся крови человеческое сердце, для верности что-то поковырял пальцами и тут же, не глядя, вытер перепачканную кровью руку о первую попавшуюся на столе бумажку.
– Халтура, – задумчиво изрек индеец, указывая шумеру на покоцанный в нескольких местах орган. – Какая косорукая обезьяна его вырезала?
На самом деле ему было неинтересно, где Энлиль насобирал этих кривых убогих упырей, которых гордо прозывал своей паствой, но узреть шумерского боженьку в обществе завонявшейся требухи было как минимум забавно. Еще забавнее было обнаружить, что явление почти собственноручно убиенного индейца посреди стеклянной офисной коробки оказалось для Энлиля и впрямь неожиданностью.
Тескатлипока крутанул пепельницу с дохлым сердцем вокруг своей оси и толкнул по полированной столешнице обратно к владыке воздуха. Потревоженные частички пепла поднялись мелкой взвесью и осели на стол сероватой дорожкой.
– Тебе не пох? – насмешливо поинтересовался индеец, глядя на шумера и щурясь в мутном дымном мареве, окутавшим двух богов. – Как выбрался – так и выбрался.
Ацтек решительно затушил дотянутый косяк о чей-то уютно примостившийся в пепельнице орган и спокойно поинтересовался:
– Тебе не говорили, что нехорошо бездумно разбрасываться чужими вещами?

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Шумерский боженька на вопрос отвечать не спешил: все выпендривался, выламывался, словно муха на стекле, и в целом вел себя, как редкостная задница: из рук вон божественно и крайне вычурно, чем предсказуемо бесил не выносящего всей этой напыщенной фигни ацтека. В ответ на рассуждения Энлиля относительно тонкостей преодоления индейцем границ чужих божественных обителей Тескатлипока лишь показательно недовольно фыркнул. Забыть о собственном пребывании в Дуате было сложно, хотя бы самому богу ночи того безумно хотелось; и решительно невозможно, учитывая непрекращающиеся отсылки к сему досадному пункту в собственной насыщенной биографии.
– Вот ведь задротский ты боженька, – оскалился ацтек, придирчиво взглянув на шумера. – Ну, вывели меня – дальше что? Твоя-то в том какая печаль?
Тескатлипоку отнюдь не радовало то обстоятельство, что едва завязавшийся было разговор, касавшийся непосредственно интересовавшего ацтека вопроса, сам собой неуловимым образом вдруг свелся к увлекательному путешествию индейского боженьки по говеному египетскому загробному мирку. Находись здесь сейчас Сет, Тескатлипока бы традиционно не удержался, закатив богу хаоса очередной эпичный скандал с обвинениями того во всех злоключениях очень тонко организованной душеньки впечатлительной ацтекской фиялки. К счастью для египтянина, оного здесь не топталось, и оттого Тескатлипоке оставалось лишь презрительно кривить моську при упоминании шумером гребаного Дуата.
– Коль уж тебе до усрачки неймется, справься у Сета сам относительно его мотивов, – едко процедил ацтек, невольно раскрывая своего так называемого спасителя.
– И если мы закончили страдать по египетской дыре, – продолжил он натянуто ровным тоном, – может, соизволишь ответить, куда ты проебал артефакт?

Ацтек кривлялся и выделывался. Энлиль смотрел и размышлял – о том, насколько эта божественная придурь связана с общим возрастом пантеона. Тысячелетние боги порой могли вести себя, как дети, но этим молодым религиям такие непотребства были свойственны в особой мере. Возможно, они продолжали оставаться подростками в пубертатном периоде первые три-четыре тысячи лет. Впрочем, Энлилю казалось, что в возрасте ацтека он все же вел себя более прилично. Как ни крути, различия в культуре тоже имеют значение. Особенно если эта культура отсутствует как таковая.
Глядя на Тескатлипоку и выслушивая его словесные пассажи, Энлиль думал еще и о том, сколько терпения нужно иметь, чтобы общаться с трудными подростками с хрупкой психикой, расшатанной неумеренным употреблением кактусов и столетиями нервного божественного существования.
Стоявший рядом ноутбук мелодично пиликнул, извещая о получении нового сообщения,.
– Обязательно поинтересуюсь у Сета, каким местом он думал в тот момент и думал ли вообще, – пообещал Энлиль, прошел по ссылке, содержавшейся в сообщении, и задумчиво воззрился на монитор. – Но позже. У нас тут серьезный разговор.
Под серьезным разговором следовало понимать содержание обнаружившегося по ссылке сайта – игрушки с многообещающим названием «Создай свою принцессу».
– А что если я отвечу, что ничего не терял? – поинтересовался Энлиль, лениво щелкая по прическам.
Это, однако, не мешало ему размышлять, поэтому он логично предположил, что свой вопрос Тескатлипока задал неспроста. А это означало, что, скорее всего, от артефакта снова кто-то пострадал, и нет никакой необходимости оказываться в этом деле крайним.
– У меня много сыновей, двое из них недавно заглядывали в гости – соблаговолил пояснить Энлиль, выбирая длинные волосы, собранные в густой хвост, и делая из принцесски шатенку. Рыжей была Нинлиль, брюнеткой – его последняя любовница, блондинкой – Ингрид, а разнообразие – это всегда приятно.
– Вероятно, Нергал ушел, прихватив сувенир, а он у меня такой же ответственный, как Сет. Загулял, напился, потерял хорошую вещь, – предположил Энлиль, решительно придвигая лэптоп поближе, потому что глаза все-таки должны быть зелеными, а у доступных нарядов обнаружилась масса занятных финтифлюшек.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Бог ночи уже хотел было возмутиться на предмет того, что такие-то левые божки вздумали пенять ему за неподобающее поведение. При этом ацтека совсем не смутил тот факт, что к таковому божку он заявился не иначе как по собственной инициативе, без приглашения и предварительной договоренности, бесцеремонно выкатив предъявы с порога. Тескатлипока не задумывался, как это выглядело со стороны и как могло бы быть воспринято им самим, окажись, к примеру, он на месте шумера. Однако после непродолжительных и столь оскорбительных для ацтека, по его личному глубочайшему убеждению, заявлений шумерского владыки воздуха, Энлиль неожиданно перевел тему, совершенно беззастенчивым образом перетягивая внимание своего не отличавшегося образцовой вежливостью посетителя на экран ноутбука.
Тескатлипока, не скрывая своего удивления, захлопнул пасть, так и не успев разразиться новой порцией гнусностей в адрес хозяина офиса. Не сразу сориентировавшись, что целесообразнее сделать: послать ли незатейливо шумера в знакомом всем направлении или же проигнорировать душевный порыв древнего боженьки привлечь ацтекское внимание к своему электронному девайсу, Тескатлипока все-таки решил пойти на поводу у врожденного любопытства.
Детали изображения на полуразвернутом дисплее терялись в черноте почти утратившей под неудобным углом зрения контрастность картинки, и бог ночи в попытке лучше рассмотреть, на что же указывал Энлиль, без всякой задней мысли, сделал ровно то, о чем его попросили – поднялся с кресла и, обойдя стол, остановился рядом с шумером. Стоило только слегка наклониться к злосчастному ноутбуку, как коварный древний ящер ловко провернул подлый и весьма унизительный для заносчивого ацтека маневр.
Тескатлипока тут же резко дернулся, однако не было нужды так усердствовать – Энлиль уже убрал руку, продолжив все так же безмятежно перебирать одежки для нарисованной девочки.
– Только тронь меня еще раз… – угрожающе зашипел ацтек, сверля шумерского бога злючим взглядом. Будь Тескатлипока сейчас котом, непременно бы изобразил из себя до глубины души оскорбленное чудище: выгнул бы дугой спину, вздыбил шерсть, прижал уши и состроил бы страшенную моську, сверкая узенькими глазками-щелочками и по-гоблински скаля пасть. К счастью для всех, обошлось без зоопарка. Уточнять, что ждет шумерского боженьку в случае повторения гадостных поползновений с его стороны, ацтек также не стал, однако и сам бог ночи решил несколько пересмотреть тактику дальнейшего ведения беседы. Решил – и тут же привычно рыкнул в ответ на последний вопрос Энлиля:
– Кто пострадал, тебя не касается. И нет, не судьба тебе позлорадствовать – жертва не из моего пантеона.
Между тем конструктивный диалог упорно не складывался. Тескатлипока, пожалуй, даже это понимал, злился на шумера, которого наряды намалеванных барышень заботили куда больше насущных ацтекских печалек, и на себя за собственную несдержанность. Бог ночи на несколько секунд задержал задумчивый взгляд на лице компьютерной девочки и вновь подал голос, стараясь на этот раз обойтись действительно без наездов:
– После… – ацтек снова нерешительно помялся, будто бы подбирая относительно нейтральные слова для выражения своей мысли и старательно избегая необходимости называть вещи своими именами, – нашей первой встречи вы с Сетом поделили трофей между собой, и артефакт, проявивший себя сейчас, не был в числе тех, что достались пустынному. У меня есть все основания полагать, что кто-то увел его из твоей коллекции. Если это сделал один из твоих сыновей, пусть даже он и не собирался активировать его лично, то мне нужно знать, в чьих руках в итоге эта вещь оказалась.
Тескатлипока умолк, мельком бросив взгляд на экран ноутбука, где Энлиль до сих пор терзался непростым выбором, и с небрежной ухмылкой заметил:
– Страшненькая она какая-то. Надеюсь, не твоя тайная эротическая фантазия?

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Не впечатлившись нарисованной девочкой, Тескатлипока беспечно отвернулся от хозяина кабинета и прошелся по помещению, придирчиво оглядывая дорогой интерьер. Подойдя к к панорамному окну, ацтек на мгновение остановился, окинул тоскливым взором копошащихся далеко внизу людишек и зачем-то постучал по стеклу, словно проверяя на прочность. Возможно, чем старше становился бог – тем проще оказывалось отвлеченно воспринимать стремительно меняющуюся действительность, в которой все меньше места оставалось бессмертным пережиткам прошлого. Во всяком случае, на первый взгляд, шумерскому владыке воздуха это удавалось куда как лучше, нежели неугомонному индейскому боженьке с зашкаливающей идейностью и крайне нестабильной душевной организацией.
К слову о долголетии… Тескатлипока вновь обернулся к Энлилю, одарив шумера ироничной ухмылкой.
– Я вот думаю, может, это уже возраст сказывается – божественность хворает, человечности прибавляется?..
Под загадочной «человечностью» ацтек разумел совсем не то обилие пресловутой цветистой гуманистической фигни, коей в свое время активно промывал мозги тольтекам его дражайший братишка – старания ощипанной чешуйчатой глисты надежно привили богу-ягуару стойкое отвращение к гипертрофированной человечности. Существование ради самого существования – простой последовательности биологических процессов – не имело никакого смысла. Бесполезное и бесцельное топтание и без того уже изрядно загаженной планетки.
– У тебя проблемы со слухом или с усвоением полученной информации? – едко осклабился ацтек, продолжая озвучивать начатую мысль. – Я не прошу тебя ни с чем разбираться, а всего лишь спрашиваю, где этот гребаный артефакт – сечешь разницу?
Тескатлипока снова неторопливо прогулялся по кабинету на этот раз в другую сторону, вернулся обратно к столу, еще раз погремел креслом, плюхнулся в него, бесцеремонно отодвинув лэптоп Энлиля, якобы мешавший ему, не меняя положения, с места дотянуться до многострадального извазюканного чужой кровякой договора.
– Видимо, и впрямь, ящеровость берет свое… – пространно резюмировал ацтек, не спеша вдаваться в подробности. Ему самому невольно передалась веселость шумерского бога, и он с беззлобной усмешкой продолжил:
– Что, Энлиль, подозревака не дремлет?
Сграбастав тем временем помеченный кровью клочок бумаги, индеец принялся беззастенчиво сворачивать из него кривенькое подобие самолетика.
– Доебучий же ты боженька – все-то тебе не дают покоя чужие игрушки.
Кое-как сляпав позорище бумажного авиастроения, ацтек запустил это чудище в направлении входной двери. Кровавая козявка не пролетела и метра, уныло спикировав носом в пол. Тескатлипока недоуменно проводил взглядом короткое путешествие «истребителя» и вновь вернул внимание шумеру.
– Ну, приходи как-нибудь – пересчитаем вместе, коль ты такой недоверчивый, – ухмыльнулся индеец. – Адрес тебе наверняка известен.