Дэвиду Бареллу пришлось прождать минут сорок, прежде чем двери «квартиры» Энлиля на 55-ом этаже Messeturm во Франкфурте-на-Майне гостеприимно распахнулись перед ним и также гостеприимно захлопнулись у него за спиной. Это был американец, кинопродюсер и ловкач, любитель всевозможных загадок, мистификаций и эзотерики – словом, человек абсолютно религиозно безграмотный.

– Энлиль! – возопил он, едва завидев шумера, помахал рукой и поспешил через все пространство комнаты к нему навстречу. – Слышал, ты был в Нью-Йорке, но я не успел тебя застать, а тут проезжал мимо и подумал – дай загляну, тебе наверняка будет интересно! – Дэвид осмотрелся, плюхнулся на низкий диван и развернул на коленях лэптоп с яблочным логотипом.

Он звал Энлиля его настоящим именем, с тех пор как владыка воздуха однажды под коньяк поведал ему историю о том, кем является на самом деле – которая, разумеется, была воспринята Бареллом как розыгрыш и отличная шутка. К тому же, ему понравилось звучание.

Энлиль в узких джинсах, простой однотонной футболке с круглым вырезом, дорогих часах с керамическим браслетом на одной руке и тяжелой цепочкой браслета на другой без лишних слов прошел к бару, плеснул в два бокала вязкой янтарной жидкости и сел в кресло напротив Барелла. Дэйв в результате был вынужден сгрузить ноутбук на прозрачную столешницу синеватого стекла и развернуть его к хозяину апартаментов.

– Я провожу кастинг. Хочу снять фильм. Про твоих любимых шумеров, тебе понравится.
Услышав это, Энлиль порадовался, что Дэвид к нему зашел – потому что он имел серьезные и обоснованные сомнения в том, что ему может понравиться результат, если он с самого начала не возьмет это дело на контроль.

– Там будут приключения, всякие путешествия с поиском артефактов по Сирии и Турции, египетские боги, шумерские боги, война, любовь, спецэффекты, красотень! Конечно, чтобы все получилось, как надо, нужно вложиться, я пока только ищу спонсоров…

Энлиль, пряча улыбку, скользнул взглядом по лицу Барелла. Вот ведь сукин сын, сразу взял быка за рога.

– …Вон, вон, смотри! Конфетка, правда? Я хочу взять ее на роль твоей жены.
На этот раз Рихард Кайзер вскинул бровь вполне демонстративно, а Дэвид радостно расхохотался и хлопнул его по плечу.
– Хочу, чтобы она сыграла шумерскую богиню, Нинлиль.
Энлиль понимающе кивнул.
– Нет.
– То есть как – нет? – опешил Барелл.
– То есть никак нет, – спокойно ответил владыка воздуха. – Может, в постели она и хороша, но на верховную богиню не потянет.
Дэвид нахмурился.
– Ну, и кого я тебе тогда возьму? Нет, ты посмотри получше, гляди, какие… глаза!
Но Энлиль уже не смотрел.
– Николь Кидман.
Дэвид внезапно заткнулся, как будто с разбега наткнулся на стену, но переключился практически моментально.
– Проспонсируешь?
– Проспонсирую.
Барелл хлопнул в ладоши, как будто надеялся покрепче ухватить внезапную удачу за хвост.
– Хотя вообще-то, Кидман – та еще стерва.
Энлиль усмехнулся.
– Думаешь, у богинь нрав легкий?

– Рихард, ты случайно не видел мой… О, прошу прощения – не знала, что у тебя гости.
Энлиль дал себе труд повернуть голову. Сабина, голубоглазая брюнетка с длинными распущенными волосами, держалась одной рукой о дверной косяк, без всякого стеснения прижимаясь к нему молодым полностью обнаженным телом.
Барелл сглотнул.
– Ищешь вот это? – уточнил Энлиль, извлекая из недр кресла черный кружевной лифчик и демонстративно поднимая его повыше на одном пальце. – Ходи без него, тебе идет.
– Я… э-э… – замялся Барелл.
– Тебе пора, – помог ему Энлиль. – Работай, Дэйв. Я пришлю к тебе на днях своего финансиста, обсудите с ним насущные вопросы.

Аудиенция на этом была окончена. Сабина, улыбаясь и плавно покачивая бедрами, приблизилась к Энлилю и грациозно опустилась к нему на колени. Шумер передал ей нетронутый бокал виски со стеклянного столика. Виски Сабина не любила, но Энлиль ее не спрашивал.
– Может, вернемся в спальню? – предложила она, коснувшись кончиками пальцев шеи шумера.
– Зачем? Отсюда вид открывается ничуть не хуже, – возразил Энлиль, даже не глянув в сторону окна, поставил бокал на пол рядом с креслом и потянул женщину на себя.

Незваные гости – тоже гости, и закон гостеприимства распространяется и на них. Но только после того, как они пересекут порог твоего дома – что, кстати, повод задуматься о том, кого следует, а кого не следует пускать внутрь.

На этот раз на пороге Энлиля появилось нечто. Появилось оно довольно внезапно, словно из ниоткуда. Не исключено, что именно так оно и было: боги могут себе позволить переместиться в ту точку пространства, которая их интересует, избежав долгой дороги. Это означало, однако, что гость явился сюда нарочно, в здравом уме и трезвой памяти. Энлиль, между тем, никого не ждал и уж тем более не приглашал. Знакомых ноток в ауре визитера он тоже не находил: это не был кто-то из его сыновей, или Сет, или, чего доброго, Нинлиль – встречать жену в обществе всего одной любовницы было бы как-то даже несолидно.

Неизвестный, между тем, позвонил в дверь, уничтожая последние сомнения в том, что он действительно достиг цели, не ошибся адресом и не просто случайно проходил мимо. Какая жалость.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Сабина, поглядев в сторону двери.
– Сделай мне одолжение, – сказал Энлиль, придерживая женщину за талию обеими руками. – Не задавай банальных вопросов.
– Как скажешь, – поспешно кивнула она.
– А теперь пойди и открой дверь.
Сабина помедлила секунду, и шумер шлепнул ее по попе, придавая ускорения. Отстранившись, женщина потянулась за переброшенным через спинку кресла халатом, но Энлиль придержал его, не позволяя ей им завладеть.
– Хочешь, чтобы я пошла прямо так? – возмутилась Сабина.
– Да, – преспокойно ответил шумер. – Именно этого я и хочу. Тебе нечего стесняться, солнышко.

На миг она задумалась, после чего улыбнулась – очевидно, решив для себя, что ситуация не стоит спора и уж точно не стоит риска потерять расположение «спонсора». Бросая на Энлиля кокетливые взгляды, Сабина с демонстративной неспешностью подобрала и обула раскиданные на ковре туфли на высоком каблуке. Против этого шумер не возражал и даже ее не торопил: гость, который приходит без приглашения, должен быть готов к тому, что ему придется подождать аудиенции.

Завершив приготовления, Сабина, мерно цокая шпильками и покачивая бедрами, прошествовала к входной двери и, наконец, распахнула ее перед визитером. Энлиль, который за это время успел раскурить сигарету, не дал себе труда хотя бы повернуть голову.

– Кто ты такой и с чем пожаловал? – требовательно спросил он, продолжая сидеть спиной к своему анонимному посетителю и любуясь видом расстелившегося под ногами города.

Незваный гость мирно прошел внутрь, рассыпаясь в извинениях, степень искренности которых Энлиль оценил как нулевую – визитера, очевидно, мало беспокоили такие пустяки. В этом вопросе шумер склонен был к солидарности с гостем: кому нужна искренность, когда правила хорошего тона внешне соблюдены. Большинство богов друг друга или ненавидят, или ни во что не ставят – демонстрировать это открыто лишено смысла и весьма вредно для дипломатии. Словом, серьезных претензий к посетителю Энлиль пока не имел. Тот даже изволил представиться – и, страшное дело, всколыхнуть любопытство шумера. Головы он, впрочем, так и не повернул: ограничился тем, что жестом указал гостю на кресло. Но ауру его прошерстил с большим интересом – не каждый день к нему заглядывали поболтать знаменитые трикстеры других пантеонов. А жаль, потому что к трикстерам Энлиль всегда испытывал необъяснимую симпатию.

– Поговорить я всегда рад, – сказал он, глядя на скучившиеся за окном облака, неторопливо подплывавшие к Франкфурту с запада.
– Сабина, солнышко, принеси еще бокал и подожди меня в спальне, – мягко велел верховный бог шумерского пантеона, выслушав заявление скандинава, и спокойно дождался, пока его указание будет исполнено.

– В Мексике постоянно что-то происходит, – отметил Энлиль, когда они с Лофтом остались одни. – Тебя интересует история с твоим собратом? Он был неосторожен и спесив, за это и поплатился. Я при этом не присутствовал.
Шумер сделал короткую паузу и приложился к бокалу.
– Но с удовольствием помог бы тем, кто отправил его на тот свет, – спокойно закончил он, возвращая стакан на место.

Энлиль отчего-то был уверен, что Локи пришел сюда не для того, чтобы качать права или требовать возмещения убытков за гибель своего родственника по пантеону. Впрочем, он вел бы себя в точности так же и в обратном случае. Правду, как известно, говорить легко и приятно. Особенно когда есть шанс, что собеседника эта правда взбесит. И хотя это едва ли могло считаться случаем Лофта, Энлиль не мог упустить возможности высказать то, что думает по поводу Веланда.

Отредактировано Enlil (26.05.2015 22:48)

Локи плюхнулся в кресло и скорчил недовольную гримаску, всем своим видом напоминая обиженного ребенка, так что Энлиль даже почти умилился – но не забыл, что перед ним сидит хоть и молоденький, а успевший «прославиться» своими деяниями трикстер.

– Можно было, – спокойно согласился шумер, косвенно признавая, что нарочно позволил своему гостю испытать некоторый дискомфорт. Собственно, он считал себя в своем праве – и по старшинству, и потому, что находились они на его территории, и потому, что гость-то был незваный.

К счастью, Локи не смутился настолько, чтобы забыть перейти к делу, и даже сумел заинтересовать Энлиля неожиданным креном избранной им темы в сторону скандинавских святынь. Впрочем, чего уж там неожиданного, когда имеешь дело с представителем северного пантеона. Самым забавным в сложившейся ситуации оказался тот факт, что Локи пришел к нему ради информации о том, что случилось при участии его собрата и в его же родных местах. Вот уж точно – неладно что-то в скандинавском королевстве, если разведка местного трикстера так основательно сбоит.

Обещанию не остаться в долгу Энлиль, конечно, не поверил. Но долг всегда можно стребовать, если для этого есть мало-мальские основания, а учитывая почти отсутствующие связи со скандинавами, такой случай упускать было не резон. Шумер, однако, не торопился. Прежде чем говорить о деле, он широко, но не обнажая зубов, улыбнулся на упоминание о Сете.

– С чего мне за него переживать? Он взрослый мальчик, постарше всего вашего пантеона.

Хотя, положа руку на сердце, если бы Локи всерьез захотел сделать Сету какую-нибудь гадость, у него это, вполне возможно, получилось бы. А когда-нибудь потом Сет непременно отомстил бы ему в тысячекратном размере (потому что тормозов нет), после чего они – возможно – пошли бы куролесить вместе. Очень в духе Сета. Хотя, справедливости ради, следовало отметить, что товарищей себе Пустынный выбирал либо постарше, либо поюжнее. И, как правило, более двинутых на голову. Но сейчас важно было другое, а именно: как одновременно удовлетворить любопытство Локи и не сказать ему лишнего.

– У Веланда были общие дела с ацтеком, Тескатлипокой, – начал Энлиль. – Объединив усилия, они доставили неприятности Сету, а через него и моему пантеону. Поэтому мы разыскали ацтека, и Сет отправился с ним на экскурсию по Дуату. На этой прогулке они подружились на почве общей неприязни к твоему собрату и в итоге добрались до него, чтобы свершить свой суд. Веланду, полагаю, очень хотелось им в этом помешать, а тут еще это затмение – ты и сам знаешь, что оно не было обычным. В такие времена чего только не происходит.

Энлиль невозмутимо отсалютовал Лофту бокалом.

– Я бы предположил, что вы не досчитались одного из своих миров после этого визита, – шумер умильно посмотрел на скандинава поверх ободка стакана. – Но тогда со мной сейчас разговаривал бы не ты. Что же тебя настолько обеспокоило, Локи, что заставило искать встречи со мной?

Знает ли Лодур об артефактах Тески и Веланда – вот что интересовало Энлиля в первую очередь. Однако такой вопрос напрямую не задашь.

Говоря по чести, Энлиль был удивлен – удивлен высокой сознательностью Локи, которой он не предполагал за а) северянами, б) юным пантеоном, в) трикстером лично, к какой бы религии тот ни принадлежал. Разумность речей Лофта внушала некоторые подозрения относительно того, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. С другой стороны, вполне возможно, что так проявлялся побочный эффект недавнего затмения: из ощущения бессилия выходит неплохая воспитательная мера. В общем и целом из всего этого следовало, что Локи в его нынешнем состоянии полностью устраивал шумера как собеседник.

– Обратившись к этим артистам напрямую, ты, несомненно, узнал бы много нового о нравах ацтеков и отдельно взятого бога хаоса. Может быть, они даже поделились бы с тобой кактусами или взяли с собой побегать в виде упитанных полудомашних котиков. Но не факт, что это помогло бы тебе найти ответ на твои вопросы.

Вопрос, между тем, был правильным, однако несмотря на предшествующий комментарий, Энлиль находил выбор собеседника весьма оригинальным даже для Локи. Если скандинав подозревал, что Велунд схитрил, использовав силу, накопленную в куда более могущественном, чем он сам, артефакте своей семьи, логично было поискать именно там, среди их дорогих северных родственников. Однако Лофт пришел к шумеру, и это кое-что говорило об отношениях трикстера с его пантеоном – в частности, о том, что они едва ли изменились в лучшую сторону с незапамятных времен, описанных в Эддах.

– Здесь есть два варианта, – заметил Энлиль, задумчиво взвешивая в руке стакан с виски, отчего лед мелодично звякнул о стенки.
– Либо ацтекская наркота помогла Велунду открыть чакры и вштырила так основательно, что из него прорвались тайные резервы гениальности, – шумер дернул уголком губ, обозначая, во что оценивает эту версию, – либо твоему с позволения сказать родственничку удалось откопать где-то солидный источник силы и распилить его на части.

Второй вариант представлялся Энлилю куда более правдоподобным, потому что если бы подобные артефакты (к тому же, в таком количестве) мог изготовить любой Велунд или фиалка вроде Тески, в мире их были бы уже сотни, а то и тысячи. Нет, для этого требовалось нечто особенное, и Локи только что обрисовал перед ним вполне достоверную ситуацию. Правда, если источником силы для создания этих славных побрякушек послужил по-настоящему могущественный артефакт – а это должен был быть один из первых значимых предметов, появившихся в той или иной религии – то оставался еще вопрос, из какого именно пантеона его изъяли.

– Получить силы от кого-то «действительно могущественного» в теории возможно, – признал Энлиль. – Однако я еще не встречал божества, которое без веских оснований согласилось бы поделиться с кем бы то ни было своими силами, а я повидал их немало. К тому же, чем больше ты имеешь, тем менее охотно это отдаешь – особенно в современном мире, когда на счету каждая крупица. Поэтому если Велунд не сдружился с монотеистами, высосать силу он мог разве что из некоего по-настоящему значительного предмета.

Порассуждав об этом вслух, Энлиль отпил пару глотков из стакана и поглядел на Локи со своим любимым умильным выражением, предвещавшим очередную порцию поддразниваний.

– А что говорит сам Один? Он в последнее время не терял никаких ценных побрякушек? В конце концов, спросить его напрямую – самый простой способ об этом узнать.

Вот только что-то подсказывало Энлилю, что с «плешивым лисом» у Локи разговоры складывались по большей части не очень удачно.