[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5900/95274485.5/0_df346_b0561850_orig[/AVA]Солнце игриво мигало лучами сквозь трепещущие на ветру раскидистые древесные кроны, заставляя невольно щуриться всякий раз, когда какой-нибудь шальной блик не мазнет по не способному вовремя сузиться зрачку. На какое-то время яркий желтый свет полностью заслонял обзор, зрение отказывало, одновременно обострялись другие органы чувств. Чуткий звериный слух, подкошенный седативным воздействием яге, по-прежнему улавливал тонкие звуковые колебания, но был не в силах более распознать их источник, и в какой-то момент разнотональность шорохов тропического леса сливалась в один глухой шум радиопомех – не видимых глазу, но гипнотизирующих внимание. Между тем обоняние отчаянно давало сбой, и каждый порыв ветра неизменно приносил с собой новую волну характерного сладковато-гнилостного запаха. Этот едкий природный дух неуловимым шлейфом тянулся за каждым случайно потревоженным листком, поднимался испарениями от земли, впитывался в густую пятнистую шерсть, обволакивая расслабленное сознание эфемерным туманом.
Ягуар широко распахнул пасть и сладко зевнул, лениво ворочая во рту шершавым розовым языком. Кошак перекатился на спине с одного бока на другой, нелепо размахивая над головой передними лапами в тщетной попытке отловить мельтешащего перед носом мотылька. Тяжелая кошачья лапа неуклюжим движением загребла воздух, машинально утягивая в рот пойманную добычу. Однако крылатое насекомое ожидаемо оказалось проворнее забалдевшего дикого кота – и клыкастая пасть обслюнявила пустоту.
Притупленное божественное восприятие едва заметно всколыхнуло мимолетное ощущение родственной сущности где-то поблизости. Кошак резко дернул широкой башкой, перевернулся на брюхо, подымаясь на всех четырех лапах, и глухо заворчал, пристально вглядываясь расфокусированным взором в распадающуюся калейдоскопической мозаикой буйную зелень джунглей. Не взглядом – одним чутьем – бог-ягуар распознал впереди, за густой сетью тропических лиан себе подобного. Зверь задрал голову и издал протяжный рык. Спустя мгновение лес отозвался точно таким же глубоким раскатистым рычанием, а еще немного погодя джунгли вздрогнули от стремительного движения двух сорвавшихся с места больших пятнистых котов.
Вывалив язык, Тескатлипока несся, ломая ветки, размашистыми прыжками преодолевая частые препятствия в виде извилистых ручейков и поваленных давнишним ураганом деревьев. Лиана вела пойманного в свои сети ацтекского бога, прокладывая в кошачьем воображении невидимую нитку пути; задетые ветви кустарника то и дело хлестко лупили по пятнистой попе. Шершавый язык вновь и вновь слизывал с внутренней поверхности  щек горечь аяуаски; ветер пах лозой духов, а божественный звериный сородич неумолимо гнал вперед, увлекая за собой ацтекского бога.
Взмыленный от безостановочной гонки ягуар, наконец, настиг своего кошачьего собрата, с нетерпеливым рычанием налетая сзади. Пятнистый клубок, возмущенно пофыркивая, покатился по примятой траве, вращая в воздухе длинными хвостами. Тескатлипока перекувырнулся через голову, распластавшись на спине, а древнее звериное божество напряженно зависло у ацтека над головой, оскалив пасть, но не нападая. Майяский котик не сильно боднув в бок своего валяющегося в песке сородича, на что Тескатлипока лишь глуповато раззявил пасть, смешно отмахиваясь лапами. Ягуар попятился, отводя морду от своего накушавшегося лианы собрата, и, нервно дернув хвостом, отправился прочь.
Тем временем ацтекский котик, вдохновенно урча, продолжил увлеченно выкатываться на спине, не сразу заметив, как к мохнатым пятнистым бокам потянулись крошечные человеческие ручонки. Кошак блаженно прищурился, задрав к небу одухотворенную морду, когда стайка обряженной в цветастые шмотки индейской детворы принялась легонько трепать мягкие кошачьи уши. Ягуар наигранно возмущенно заворчал и даже угрожающе оскалился, когда особо шустрый ребятенок в страстном желании погладить котика, едва не взгромоздился верхом на ацтекского бога. Мальчик на мгновение опасливо замер, посторонился, но понимая, что зверь не собирается его есть, вновь потянулся к плотному пятнистому меху.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5900/95274485.5/0_df346_b0561850_orig[/AVA]Ничтожной частью угашенного сознания Тескатлипока почувствовал присутствие поблизости майя. Этот факт не вызвал сколько-нибудь ощутимого удивления в кошачьей головушке, поскольку к маячившей под носом майяской ауре ацтекский ягуар успел привыкнуть, пока барахтался в куче песка с местным котом. Сейчас в косенькие глазоньки божественного звереныша отчаянно светило солнце, заслонявшее фронтальный обзор большими черными кругами, а в обладателе новой энергетики определенно угадывалась уже знакомая родственная стихийная сущность. И все же расслабленный до состояния распаренного на солнце желе кошачий мозг отказывался складывать зрительные образы в осмысленные умозаключения.
Едва почувствовав прикосновение родственной силы, кошак пошевелил мохнатым ухом и крутанулся на спине, сбрасывая с себя вконец обнаглевших детишек. Однако майя при этом тоже убрал руку, отчего до глубины души возмущенный этим действом ягуар, что-то невнятно прорычав, не глядя, сграбастал передними лапами воздух у себя перед мордой, поймав руку майяского бога. Чужая конечность под натиском звериного упорства тут же отправилась в кошачью пасть. Щедро обслюнявив пойманную добычу, ягуар легонько прикусил руку майяского бога, обиженно заворчав, когда тот было попытался освободить многострадальную конечность. В свою очередь, кошак, удивительно проворно развернувшись и вздымая за собой клубы песка, поднялся на лапы, тем самым вызвав возглас недовольства со стороны детворы, разом лишившейся возможности ползать по мягкому котику. Душевно боднув пятнистым лбом майяского бога в бок, ацтекский ягуар завалился всей своей немаленькой тушкой прямо на ногу майя – а ну как удумает еще коварный божок по-тихому слинять.

С Тескатлипокой творилось что-то ну очень странное – это Кавиль смекнул даже придавленным наркотой мозгом. Впрочем, забавные выкрутасы ацтекского боженьки в затерянной в джунглях майяской деревне отчего-то не вызывали раздражения у владыки стихий и желания тотчас отправить бывшего недруга подальше от своей паствы. С разморенно-блуждающей улыбкой он пронаблюдал, как кошак живо загреб себе в пасть его руку.
- Совсем охренел? – беззлобно поинтересовался рожденный в небе, норовя сграбастать кошака за пятнистую морду. Тот то ли предугадав намерение майя, то ли попросту устав слюнявить чужую руку, ослабил хватку, стряхнул с себя назойливых детишек и завалился ему на ногу.
Раздосадованная индейская мелкота быстро переключила свое внимание на второго, куда более спокойного дикого кота, облепив древнее майяское божество цветастыми беспокойными комками. Пока Балам стоически терпел атаку индейской детворы, Кавиль снова потянулся к разлегшемуся ацтекскому котику. Погладил по пушистой пятнистой башке, демонстративно посмотрел на придавленную ступню.
- Значит, так? – вкрадчиво спросил майя, безмятежно наглаживая Тескатлипоку. Сознание, еще не пришедшее в норму после обрушившейся на него стремной кабзды, глубокого упороса и собственных закидонов, мигом нарисовало план действий отмщения наглому ацтеку, и Кавиль немедленно приступил к его исполнению. Сграбастал в охапку обеими руками немаленького котика, навалившись весом собственного тела на прибалдевшего сородича, и бесцеремонно растирая ладонью пятнистую башку.

Кошачья натура окончательно взяла верх в сознании ацтекского бога над всем человеческим, божественных и черт знает каким еще, возведя в абсолют все истинно звериные инстинкты и повадки. Не ожидавший проявления подобной бесцеремонности со стороны майя ягуар решительно мотнул башкой, инстинктивно разевая пасть и зачем-то клацая в воздухе зубами, вскочил на лапы, раздраженно дергая спиной и вращая во все стороны хвостом, словно нервической сосиской.
Кошак в притворном возмущении, демонстративно отвернув в сторону пятнистую морду, прошелся вокруг Кавиля, делая вид, будто бы майяский божок ему совсем неинтересен. Однако стоило лишь майя на мгновение выпустить из поля зрения хитрого ацтекского кота, как хвостатая зараза резво сцапала передними лапами змеиного бога за спину и задорно рыкнула на ухо. Не взирая на свою уторчанность, ягуар умудрился проворно соскочить со спины Кавиля прежде, чем тот обернулся. Игриво прищурившись, кошак уставился на майя, смешно наклонив голову вбок и подергивая черным кончиком хвоста.
Стоило лишь Кавилю пошевелиться, как шибанутый ацтекский ягуар подпрыгнул на месте, загребая когтями песок, и, прижав уши, метнулся в сторону, с разгона наскакивая на облепленного майяской детворой Балама и опрокидывая последнего на спину. Вконец оборзевший ацтек тут же поймал зубами мохнатой кошачье ухо, за что живо схлопотал лапой по наглой пятнистой морде.
Возмущенно фыркнув, Тескатлипока брезгливо поворочал во рту языком, отплевываясь от налипшей шерсти, и с видом до глубины души оскорбленной фиялки, гордо задрав башку к небу, отошел в сторону, где, повернувшись ко всей майяской шобле пятнистой жопой, улегся на землю, сложив голову на лапы и демонстрируя немой укор.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5702/95274485.5/0_df350_43bd5580_orig[/AVA]Пробуждение подступало вяло и неохотно: ветви деревьев угрюмо скреблись по крыше хибары, а солнечные лучи, проникая сквозь щели дощатых стен, назойливо мерцали сквозь сомкнутые веки. Тескатлипока, категорически не жалея открывать глаза, раздраженно натянул на голову кусок какой-то тряпицы, очевидно, служившей все это время спящему ацтеку подобием одеяльца. Перед глазами тотчас же замаячили разноцветные разводы и полосы – и бог ночи нехотя распахнул глаза, с немалым удивлением обнаруживая себя валяющимся по самую макушку замотанным в какое-то немыслимое цветастое тряпье.
Высунув башку из этого нагромождения и еще слабо представляя, что происходит, ацтек осмотрелся по сторонам, узнав в нехитром помещении обыкновенную индейскую хижину – точно такую же, в каких и в прежние времена селились представители любого из солнечных царств. Попытка принять вертикальное положение отозвалась в голове возмущенным гулом – и бог ночи досадливо поморщился, между делом отмечая, что валяется посреди кучи пестрого тряпья совершенно диких расцветок в непотребном виде – как всегда, очень по-божески. Отошедшее от упороса сознание тут же заботливо подбросило воспоминание о недавних занимательных приключениях в хлам угашенного котика.
Ацтек еще раз обвел страдальческим взором помещение, попутно различая на улице людские голоса и отчетливо фонившую знакомую майяскую ауру. Участливая память тут же принялась транслировать нездоровые кошачьи побесячки в компании местного звериного боженьки – и Тескатлипока невольно нервно усмехнулся. Сперва он хотел было отправить Кавилю смс, чтобы тот тащил сюда свою задницу вместе с какой-нибудь шмоткой, и даже пошарил руками по кровати в тщетной попытке отыскать мобильник. Запоздало смекнув, что высокотехнологичному девайсу при нынешнем положении вещей попросту неоткуда взяться, ацтек недоверчиво покосился на аляпистое тряпье, тяжело вздохнул и, от безысходности замотавшись в этот немыслимый цветастый хлам, шатаясь и кривясь от настойчиво светящего в глаза солнца, выполз на улицу.
Нарочно проигнорировав удивленные взоры индейцев, тотчас же обращенные на загадочное явление, Тескатлипока, путаясь в длинном тряпье, спотыкаясь и сквозь зубы матерясь, побрел прямиком к возившемуся с каким-то старым четырехколесным ведром Кавилю.
– С добрым утром, – проговорил ацтек, останавливаясь за спиной майяского боженьки. Запустив пятерню в спутанное гнездо на башке, Тескатлипока на мгновение изобразил на лице кислую мину и после недолгой паузы вкрадчиво продолжил:
– Штанишки дашь погонять?

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5702/95274485.5/0_df350_43bd5580_orig[/AVA]– Сам ты… – попытался было привычно огрызнуться Тескатлипока, но вовремя смекнул, что обзывать майяского бога «майя» неразумно. Не оттого, что глупо, но потому что правдиво. В свою очередь, вымуштрованное годами подсознание живо расценило, что именно из сказанного Кавилем следует считать наиболее обидным оскорблением, благополучно пропустив мимо ушей даже «бомжа».
– Да иди ты нахрен! – поспешил выкрутиться ацтек, наигранно обиженно взглянув на змеиного бога.
И все же вопрос Кавиля не то чтобы застал Тескатлипоку врасплох, но определенно заставил задуматься. Сейчас, стоя посреди затерянного в глуши майяского поселения, едва ли чем-то существенно отличавшегося от ему подобных несколько веков назад, по уши замотанный в разноцветное тряпье бог ночи силился отыскать в недрах собственной черепушки хотя бы мало-мальски внятный ответ на вопрос, что же конкретно его сюда привело. Однако все идеи в своих смелых начинаниях неминуемо натыкались на несокрушимый упорос – бессмысленный и беспощадный. Так и не найдя достойного оправдания, из всех возможных вариантов Тескатлипока выбрал самый идиотский.
– В Нью-Йорке нет джунглей, – выдал индеец, старательно выдерживая похерфейс, а сам между тем мысленно порадовался, когда подоспевшая майяская мелкота вновь подскочила к богам, радостно потрясая перед собой еще одним ворохом полосатого тряпья совершенно психоделичных расцветок. Впрочем, учитывая тот факт, сколько волшебства произрастало в этих лесах, удивляться маниакальной страсти майя к аляпистым тряпкам не приходилось.
Натянуто вежливо улыбнувшись, Тескатлипока забрал щедро всунутое ему барахло, мимоходом про себя отметив, что вряд ли что-то серьезно переменится в его нынешнем образе после облачения в этот хлам.

- Да ладно? – с нарочитым удивлением, все еще улыбаясь, переспросил Кавиль. – Маугли соскучился по дикой природе?
Еще прежде он успел отстраненно подивиться, узнав, что Тескатлипока променял свою расшатанную мексиканскую хибару на шумный американский мегаполис. Для себя майя не мог найти ничего привлекательного в огромном скоплении людей и безвкусном нагромождении бетона и стекла; ему хватало пары дней пребывания в цивилизации, чтобы после с удовольствием отчалить в свое уединенное обиталище.
- А знаешь, котиком ты мне нравится намного больше, - беззлобно продолжил Кавиль. – Совсем не огрызался, только слюни немного пускал.
Меж тем до двух богов докатилась вторая волна гостеприимной и добродушной майяской мелкоты – детвора заботливо вручила индейцам по чашке дымящегося какао, коим майя издревле встречали своих гостей, а одна чумазая девчушка неуверенно подошла к ацтеку и застенчиво протянула ему деревянную расческу, выразительно покосившись на всклокоченные патлы Тескатлипоки.
Кавиль с трудом нашел в себе силы промолчать и не отпустить еще один ехидный комментарий, но, поблагодарив детей за напиток, все-таки не сдержался и негромко заржал.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5702/95274485.5/0_df350_43bd5580_orig[/AVA]Растряхнув перед собой заботливо пожертвованные индейцами шмотки, Тескатлипока несколько секунд тупо разглядывал незамысловатый геометрический узор, от обилия цветов в котором глазки уверенно ползли в кучку. Хвала Апопу, зеркала в индейской халупе не было, а потому бог ночи, не имея возможности лицезреть себя во всей красе со стороны, решительно вышел на улицу, тут же ловя на себе заинтересованные взгляды майяских девочек. Сделав вид, что не заметил активно перешептывающихся местных красавиц, Тескатлипока направился прямиком к своему божественному сородичу.
– Кончай уже глумиться, – с притворным раздражением бросил ацтек, забирая у Кавиля свой недопитый какао, а заодно и бутылку мескаля. Не долго думая, бог ночи щедро плеснул мескаль в кружку с какао, тем самым испортив вкус и того, и другого. Тем не менее, допив эту гремучую смесь, ацтек с любопытством посмотрел на майяского бога.
– Неужели не смущает компания йобнутого ацтека? – с ехидцей спросил бог ночи, отставляя пустую кружку на капот раздолбанного корыта.

- Чудище, - только и сказал майя, глядя на загадочные манипуляции ацтека с какао и мескалем.
Под окраиной цивилизации он подразумевал свой домик на берегу Атитлана, который как нельзя лучше подходил для отправной точки путешествия двух шибанутых богов, коль Тескатлипока так легко подхватил его нездоровую идею.
- Не смущает, - коротко произнес змеиный бог и снова в силу гнусненькой натуры не сумел удержаться от ехидного замечания. Сделав пару шагов за раздолбанную машину, он обернулся и, подражая ехидству ацтека, добавил. – Мы же теперь одной крови.
Меньше чем за мгновение затерянная в джунглях майяская деревня осталась за сотни миль позади, и ее скромный быт сменился на незатейливую обстановку приозерного домика. Кавиль тут же двинул на кухню – к стратегическим запасам веществ, без которых их многообещающая поездка существенно потеряет в красках.
- Одежда на втором этаже, - увлеченно копаясь в ящиках, оборонил Кавиль, рассудив, что если не решить эту проблему сейчас, ацтекский боженька может начать ныть о своем неуместном виде в самый неподходящий момент – например, когда с небушка посыплются толстые птеродактили.
К тому моменту, как Тескатлипока успешно совершил рейд на его шкаф с барахлом и вернулся на кухню, Кавиль выложил на стол и скептически разглядывал свои запасы, которые скромно свелись к двум пакетикам с коксом и мескалином. А еще он вдруг подумал, что ничего забористее этого отродясь не принимал.
- Мексика или Штаты? – поднимая взгляд на бога ночи, спросил майя. – Или еще куда подальше?

Самого Тескатлипоку несколько удивило неожиданное предложение Кавиля, однако отказывать себе в увлекательных приключениях божественного торчка со стажем ацтек не собирался. Впрочем, откуда такая нездоровая идея появилась в голове майяского боженьки, Тескатлипока так же не стал интересоваться. В сущности, это и впрямь не имело ни малейшего значения.
Очутившись в уже знакомом обиталище майя, ацтек как-то не в тему вспомнил, что именно это место явилось своеобразной отправной точкой в серии печальных эпизодов его личной душевной драмы, после которой ему на какое-то время сделалось дико жалко самого себя, а обширный круг собственных желаний сузился до одного единственного – свалить нахрен из обитаемого мира, затеряться в глуши, где не будет ни долбанутой родни, ни сраных монотеистов, ни даже смертных с их нездоровыми фантазиями. Непрошенные мысли настигли бога ночи, пока тот увлеченно копался в барахле своего майяского сородича, и Тескатлипока живо отмел из сознания вновь пробудившиеся печальки минувших дней.
Наконец, облачившись в простую черную футболку и обыкновенные серые штаны и даже наспех кое-как сцепив патлы в некое подобие хвоста – словом, приняв вполне приемлемый вид относительно цивилизованного индейца, ацтек спустился на кухню, где Кавиль к тому моменту уже задумчиво медитировал над скромными запасами дури.
Тескатлипока остановился рядом с майяским богом, придирчиво взглянул на выложенные на столе пожитки и без энтузиазма прокомментировал:
– Негусто. Хватит для затравки, но если ты собрался отрываться по полной программе, придется затариться по дороге.
Вопрос о предполагаемом маршруте отчего-то заставил ацтека ухмыльнуться: ему как-то все еще не верилось, что Кавиль всерьез настроен чудить подобным образом да еще в такой нетипичной компании. Впрочем, озвучивать свои мысли бог ночи посчитал неуместным.
– Штаты, – уверенно ответил он. – Как насчет экскурсии по Большому каньону?

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5702/95274485.5/0_df350_43bd5580_orig[/AVA]Удобно устроившись на черном кожаном диване заднего сидения навороченного «мустанга», ацтекский бог ночи безмятежно валялся, подставив лицо горячим лучам пустынного солнышка и ощущая, как свет тонкими струями проходил сквозь сомкнутые веки. Тескатлипоке казалось, что из затылка у него, должно быть, вытекает плотный золотисто-рыжий поток, обволакивающий мерцающие частички пыли и исчезающий где-то под черной лентой асфальтового полотна. Ветер свистел над головой, а внизу, под металлическим корпусом автомобиля изредка слышался ровный механический гул мотора и глухой шорох шин. В какой-то момент связные мысли разорвались дребезжащим эхом звякнувшего стекла – очевидно, початая бутылка мескаля, которую ацтек, не глядя пнул, скатилась на пол. Рассудок вздрогнул и рассыпались на кусочки, осколки, мелкую колючую крошку, противно впивавшуюся в кожу. Невидимые прозрачные песчинки взвились – и исчезли в вихре горячего воздуха, разгоняемого встречным потоком сухого пустынного ветра. Закрыв глаза, ацтек изредка беспорядочно размахивал в воздухе руками в такт надрывавшемуся в ушах Оззи. Вместе с удобным диваном в комплекте с цельнотянутой тачкой богам достался полный бардачок барахла, среди которого обнаружился кислотно-зеленого цвета айпод с полусдохшим аккумулятором и очень торчковской аудиоподборкой.
Чем ближе подступала волна мескалинового прихода – тем тише и отрывистее становился голос в ушах, тем нереальнее и медлительнее оказывалось восприятие окружающей действительности, постепенно утрачивавшее всякую связь с реальностью. «Снежок» ощутимо сдавал свои позиции, уступая место тяжелой мощной волне уверенно закручивавшейся галлюциногенной воронки. Предложения все чаще обрывались на полуслове, позволяя мыслям протекать дальше, не задерживаясь на языке, и отчаянно теряющий контроль над сознанием «снежок» невпопад вопил в пустоту голосом ацтекского бога:
Something blowing in my head
Winter's ice, it soon will spread…
То ли соперничающая в нездоровом божественном восприятии наркота, то ли собственная ебанутость шизанутого боженьки корежила реальность абсурдно и неожиданно. Открыв глаза, вместо высокого синего неба над головой, Тескатлипока уперся взглядом в мутно-белое снежное облако, которое спускалось все ниже, нависая уже сплошным полотном над машиной. Перепуганный ацтек только сдавленно пискнул, попытавшись перекатиться с сидения на пол. Получилось хреново, а снежное облако меж тем уже начало вдохновенно плеваться несуществующими снежинками, которые бог ночи старательно ловил на лету, яростно размахивая руками. В конце концов, не придумав ничего лучше, Тескатлипока натянул на глаза длинную черную прядь собственных волос, одновременно зажмурившись. Воображаемые снежинки ожидаемо исчезли, и ацтек истерично заверещал, безжалостно коверкая интонации:
My eyes are blind but I can see
The snowflakes glisten on the tree…
На этой придурковатой ноте айпод приказал долго жить, решительно и бесповоротно заглохнув. Тескатлипока опасливо приоткрыл один глаз, удостоверившись, что снегопад прекратился и, отплевываясь от волос, сел, приняв наконец вертикальное положение. Мескалин «разгонялся» медленно и неохотно, и пребывающее в каком-то зомбическом оцепенении сознание требовало чего-то внушительного, феерического и проникновенного. А еще чаю – сладкого и обжигающе горячего.
Сфокусировав плывущий взгляд на бардачке, Тескатлипока неуклюже перелез на переднее сидение, и в этот момент машина затормозила, отчего не ожидавший такой подставы упоротый боженька едва не вошел головушкой в лобовое стекло.
– Блядь… – коротко выругался ацтек, в последний момент упершись рукой в торпедо, и непонимающе посмотрел на майя.
Последующая реплика Кавиля напоролась на неподвижный пласт уторчанной божественной логики.
– Развод – это очень, очень хуево, – задумчиво изрек Тескатлипока, увлеченно шаря в бардачке в поисках кислотной заначки, а затем очень серьезно продолжил, глядя на змеиного бога:
– У тебя случайно нет термоса с чаем?

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/9795/95274485.5/0_df55d_1efcdfeb_orig[/AVA]Тескатлипока выкарабкался – вернее сказать, вывалился из машины вслед за Кавилем и, наспех отряхнувшись от красной песчаной пыли, шустро потрусил по направлению к забегаловке с причудливой хреновиной на крыше. Хреновина гостеприимно  помахивала фиолетовой шкурой. Ацтек на секунду даже завис, недоуменно таращась на крохотный бутафорский вигвам. Порыв ветра за спиной поднял в воздух столбик песчаной пыли и покатил кем-то брошенную жестяную банку. Бог ночи резко обернулся и, увидев на песке угловатую тень «мустанга», шуганулся, драпанув к двери, по пути обгоняя Кавиля.
На короткое мгновение сознание будто бы вернулось в нормальное русло: реальность сгладилась, приняв относительно привычные очертания, бог ночи вспомнил хотя бы один из человеческих языков, понятных простым обывателям, и сумел сделать над собой усилие, чтобы озвучить вмиг подскочившей официантке свои нездоровые хотелки. Спустя пару минут перед ацтекским йобушком стоял целый чайник только что закипевшей воды, гора чайных пакетиков и стеклянная сахарница с белыми сыпучими кристалликами. Загрузив в чайник сразу пять чайных пакетиков и всыпав туда же щедрую горсть сахара, Тескатлипока все это наскоро перемешал и влил себе в кружку.
Обжигающая приторно-сладкая жидкость приятно заволокла глотку, тотчас же оживляя скуксившееся было сознание. Кислотные волны тонкими невидимыми змеями расползались по организму, а горячий чай подгонял ощущения, многократно усиливая и ускоряя эффект. Ацтек закрыл глаза, неподвижно замерев над дымящейся кружкой. Солнечный свет от окна проникал сквозь сомкнутые веки, навязчиво вспыхивая перед глазами разноцветными пятнами. Красные, истерически алые, смешанные с огненными, окаймленные тугими багровыми жгутами – они лихорадочно мелькали перед глазами, превращаясь в одну невиданную цветовую массу. Зажмурившись до черноты, Тескатлипока резко открыл глаза, ловя огромными черными зрачками ослепительно-желтые блики. Сложно сказать, сколько боженька так развлекался, но когда что-то мягкое и мохнатое внезапно мазнуло по лицу, ацтек смешно полупал глазенками, понимая, что зрение в какой-то момент попросту исчезло – и окружающий мир померк.
Слепо пошарив у себя над головой руками, бог ночи глуповато ухмыльнулся, потянувшись за чайником и отхлебывая прямиком из носика. С каждым новым глотком мир распускался, подобно огромному зловонному цветку.  Красная плоть этой гигантской циклопической раффлезии обильно сочилась белой гнилостной слизью, источая тошнотворный удушливый смрад. Тескатлипока зажал нос рукой, с отвращением глядя на гудящий рой мух, черным шевелящимся облаком зависший над бесконечно раскинувшейся бунгапатмой.
Внезапно пара особо жирных отвратительных насекомых отделилась от стаи и направилась аккурат к столику, занятому индейскими богами. Большие сетчатые глаза в упор уставились на ацтека, а плоский реснитчатый хоботок нервно завибрировал, когда блестящие навозные твари угрожающе нависли над столом, беспрестанно твердя про какой-то гребучий «мустанг». Ужас, охвативший ацтекского бога, невозможно было выразить словами. Завопив что-то нечленораздельное, Тескатлипока метнулся в сторону, почти сползая под стол и для верности отмахиваясь от назойливых насекомых из щели между скамьей и столешницей чайной ложкой.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/9795/95274485.5/0_df55d_1efcdfeb_orig[/AVA]Жужжащие твари продолжали шевелить хоботками и конвульсивно подергивать многочисленными конечностями. Сквозь глянцевую кислотную вуаль Тескатлипока даже различал крошечные крючки на кончиках хитиновых лапок. Большие сетчатые глаза беспрестанно сканировали пространство, заставляя до усрачки перепуганного бога ночи ныкаться под столом. Внезапно одна из тварей подлетела ближе, вперившись немигающим взглядом нереальных космических глаз прямиком в зашуганного ацтекского боженьку. В свою очередь, боженька сдавленно пискнул, вцепившись мертвой хваткой в ножку стола.
Угашенное в хлам сознание, воспринимавшее страшную реальность на пределе своих возможностей, каким-то чудом будто бы вынырнуло из водоворота кислотного кошмара – и Тескатлипока на короткий миг вновь смутно осознал себя богом и даже успел распознать поблизости чужую знакомую ауру. Перед глазами внезапно выросло изображение громадной рептилии, видовую принадлежность которой отчаянно лажавший индейский мозг никак не мог определить. Смазанный образ сложился из мешанины ассоциаций – и бог ночи, пнув под столом майя, высунул из щели пернатую башку и яростно замахнулся ложкой на явно не ожидавших такой реакции копов.
– Ты же хренова змея, – заорал ацтек, еще раз душевно пнув Кавиля, – сожри этих сраных мух, пока они не отложили здесь свои блядские яйца!
Каким таким хитрым способом рассудок безнадежно уторчанного боженьки сложил общеизвестные и несочетаемые факты относительно взаимодействия биологических видов в природе, в результате чего змеи стали испытывать острую необходимость в поглощении насекомой братии тоннами, оставалось неразрешимой загадкой. Однако вместо того, чтобы начать ловить мух, отсвечивающий переливающимися на солнце черными перьями змееныш бесцеремонно ухватил невесть откуда выросшими конечностями ацтекского боженьку, точно нашкодившего котенка, за шкирку, и потащил прямо навстречу беснующейся мухве. Тескатлипока в ужасе зажмурился, будучи не в силах сопротивляться, а когда снова открыл глаза, крылатые твари оказались за спиной. Инстинкт сработал без промедления: ацтек с невиданной прытью для в сопли уторчанного йобушка перемахнул через закрытую дверь «мустанга», и, спустя несколько секунд, боги вновь мчались по трассе, подгоняемые гудящим роем голодного гнуса.
Ветер свистел в ушах все сильнее, постепенно заглушая навязчивое жужжание, а кислотный приход вышвыривал сознание из кромешного кошмара в режим параноидальной гонки. Ацтек то и дело ерзал на сидении, через каждые пять секунд оглядываясь назад в предчувствии увидеть там черный рой озлобленных тварей или еще какую неведомую хуйню, явившуюся по его несчастную душу.
Машина резко затормозила, вздымая клубы пыли. Тескатлипока затравленно глянул на Кавиля: змеиный бог неподвижно застыл, глядя прямо перед собой, и ацтек кое-как проследил направление взгляда своего божественного сородича. Реальность расплывалась перед глазами калейдоскопом закручивающихся вихрей, и в этом пестром безумии извилистая лента дороги резко обрывалась крутым скальным уступом.
Боги, не сговариваясь, выбрались из машины. Тескатлипока опасливо подполз к краю обрыва, где красные каменные глыбы громоздились друг на друга немыслимыми шипами, более всего походя на скелет какого-нибудь древнего исполинского чудовища. Обострившееся восприятие донесло вместе с порывом ветра до измененного сознания протяжный визг полицейской сирены, мгновенно замигавший в мозгу бога ночи тревожным сигналом. Съехав на жопе с покатого камня, Тескатлипока, не оглядываясь, решительно двинул вниз, где далеко на дне каньона ослепительно белой лентой мерцала река.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/9795/95274485.5/0_df55d_1efcdfeb_orig[/AVA]Страшные приливы паранойи гнали ацтекского бога вперед, заставляя сшибать с пути мелкие камешки, что срывались с места и со звонким грохотом катились вниз. Нависавшие над головой скальные массивы расщелин каньона казались окаменевшей утробой давно сдохшего инопланетного чудища родом прямиком из какой-нибудь гребаной футуристической киноленты с элементами эпического хаоса и блядского пиздеца, где случайные космические вибрации внезапно обрушивали на землю некую зловещую хреновину, вслед за которой очень быстро наступала непоправимая хана всему доброму, белому и пушистому. Эмоций катастрофически не хватало. Изнутри будто бы что-то отчаянно рвалось наружу, но этой незримой силе не за что было уцепиться, а потому она распирала, заставляя придавленный кислотой божественный рассудок испытывать смешанное чувство восторга и отвращения.
Тескатлипока судорожно обернулся, уставившись на Кавиля совершенно окосевшим взглядом.
– А?.. – откликнулся было он, не шибко разбирая, что вдруг понадобилось от него майяскому йобушку, но живо глянул вверх, куда отчаянно указывал майя. Вязкое, расплавленное кислотой сознание с готовностью, словно губка, впитывало в себя всю дрянь окружающей действительности, будь то собственные причуды ацтекского бога или чужие галлюцинации, озвученные таким же обторчавшимся сородичем.
На миг Тескатлипока завис, обалдело глядя на пикирующую крылатую тварь, что неслась прямиком на индейских божков и истошно орала, словно стадо раненых бизонов. Какие звуки издают покалеченные дикие копытные, ацтек отлично себе представлял, ориентируясь на познавательные выпуски «Animal Planet» – Тескатлипока был очень любознательным боженькой. Однако гребаная херня, растопырившая в воздухе кожистые крылья и орущая так, что даже переливчатые перья роуча шевелились от страха, а длинные белые хвосты в ужасе пушили мех, вовсе не была кучкой йобнутых, но в целом безобидных коровок.
– Нубля…  – с какой-то обреченностью в голосе констатировал ацтек, глядя в небо, а потом резко пригнулся, дергая следом Кавиля.
Длинные цепкие когти твари прошлись в нескольких сантиметрах от макушек богов, и в тот же миг из-за спины донесся отчетливый скрежет искаженного мегафоном голоса. Слов Тескатлипока не разобрал, но в ужасе обернулся, вглядываясь в нависшую над головой скалу, из-за которой норовил вот-вот показаться позабытый было рой озлобленных плотоядных насекомых. Пульсирующая чернота, словно громадная амеба, показалась из-за ощерившегося каменными шипами уступа – мерзкая клякса посреди залитой рыжим светом поверхности назойливо маячила перед глазами.
– Да какого ж хера…  – почти обиженно простонал ацтек, глядя расширенными то ли от кислоты, то ли уже от ужаса зрачками на заполнявший небо рой мух за спиной. Бог ночи обернулся к Кавилю, уставившись на сородича с совершенно шизанутой ухмылкой.
– Как думаешь, кто кого сожрет первый, если они встретятся?
Не дожидаясь ответа, ацтек по кривой траектории ломанулся с места, прочь от мух и навстречу птеродактилям, беспрестанно пригибаясь к земле и то и дело с дикими матюгами отмахиваясь от когтистых тварей.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/9795/95274485.5/0_df55d_1efcdfeb_orig[/AVA]Психоделические забеги двух угашенных боженек по дну Большого каньона походили на бегство зазевавшегося зверья, пропустившего срочную эвакуацию перед очередным глобальным оледенением. Кислота постепенно сдавала позиции, отпуская сознание вяло и неохотно. Перепончатокрылые орущие ящеры по-прежнему со свистом проносились над головой, где-то за спиной роились черные столбы мух, однако воодушевленное новыми ощущениями сознание с любопытством следило, как огромные зубастые твари, распахнув остроконечную пасть и широко расставив крылья, пикировали вниз с бешеной скоростью, в последний момент резко меняя направление и с пронзительным лязгом захлопывая в воздухе челюсти. Плотное насекомое облако, прорезаемое крылатой рептилией, конвульсивно дергалось, меняя очертания, то надуваясь, то распадаясь на множество мелких вибрирующих точек.
Укрывшись в небольшой нише меж двух красных каменных валунов, ацтек радостно подпрыгивал на месте, наблюдая эпическую кормежку, и никак не мог взять в толк, от чего майяское йобушко продолжает нервно шарахаться по сторонам, то и дело шхерясь между камней.
Очередной птеродактиль с душераздирающим воплем промчался мимо, и вконец ошалевший ацтек, наблюдавшие за этими уторчанными кульбитами воображаемых тварей  с заговорщической ухмылочкой, проворно выбрался из своего импровизированного убежища и с победным криком припустил вслед за умчавшимся ящером. Запнувшись за камень, Тескатлипока едва не спикировал носом прямиком в красную песчаную пыль, но удачно оказавшийся рядом майяский боженька вовремя схватил его за руку. Сквозь разноцветную завесу волшебных глюков в голову прорвалась чужая волна мыслеобразов, на короткий миг возвращая ацтеку воспоминание о том, что он все еще бог. Интуитивный посыл трансформировался в четкое направление – и Тескатлипока, не шибко задумываясь, нафига так изгаляться, с готовностью подхватил чужие хотелки по перемене места дислокации. Не то чтобы самому богу ночи казалось внезапно принятое решение жизненно необходимым – ему вполне приглянулись летающие ящеры и то, как резво они пожирали назойливый рой несносных насекомых, – но противиться воплощению очередной безумной идеи майяского сородича он не стал.
Пыльная краснота каньона в один момент сменилась длинной ровной полоской мерцающего ярко-синими искрами песка. Ацтек замер на месте, точно вкопанный, изумленно уставившись себе под ноги: земля шевелилась, перетекали плавными изгибами, а то и дело подступавшая водная пена с тихим шорохом вздымала клубы искрящегося песка, оставляя под ногами каждый раз новые причудливые узоры. Этот нереальный вибрирующий свет искажал пространство настолько, что небо с землей перепутались местами, смешались и слились воедино, отчего Тескатлипока осознавал себя в центре постоянно меняющейся живой сферы, где не было ни низа, ни верха. Светящаяся пыль вокруг плыла, играла, кружилась, переливаясь цветами. Песчинки то расширялись до размера монет, то сморщивались, словно хлебные крошки – и все это, подобно электрическим разрядам, происходило со скоростью возникающей искры. В этой параллельной, другой, немыслимой реальности не было ни гудящих мух, ни скребущих когтями ящеров – только мерцание песка и наполненные озоном морской воздух.
Ацтек осторожно сделал несколько шагов, удивляясь, как люминесцентный песок расползается крошечными светящимися змейками от ботинок; прошелся по узкой окружности, завороженно наблюдая, как психоделические змейки, сползаясь друг к дружке, закручиваются в воображаемый смерч, вздымающийся в воздух лишь ярким свечением.
Нехитрые перемещения в пространстве для продолжавшего познавать ЛСД боженьки закончились спонтанным головокружением – и Тескатлипока приземлился филейной частью аккурат в светящийся вихрь, усевшись в прямом смысле в лужу. Синее мерцание тотчас же окутало руки – и ацтекское йобушко, искренне заумилявшись, не придумало ничего умнее, чем распластаться в полный рост в мокром песке, пытаясь извазюкаться в светящейся пыли целиком.
Перекатившись на спину, бог ночи, восторженно и умиротворенно созерцал черное звездное небо. Окружающий мир надулся, словно накаченный гелием воздушный шар, и лопнул с оглушительным треском. Мир, подобно вееру, сужающимися к горизонту сегментами раскладывался перед глазами, за пределами которых была бесконечность. Мокрое перо индейского роуча, упавшее на глаза, казалось единственным оплотом реальности, и возившийся где-то рядом майяский бог – как негласный арьергард рассудка.
Тело превратилось в обременяющий придаток сознания: оно то и дело требовало к себе внимания: поменять место дислокации или выползти из воды, чем отрывало ацтека от насущной необходимости бороться за целостность окружающего мира. Небо играло невероятным количеством несочетаемых оттенков. Яркость млечного пути над головой, смешанная с синевой мерцающего планктона, сильно резала глаза, но стоило только их закрыть, как сознание проваливалось в черноту. Тескатлипока по-прежнему не имел ни малейшего представления, в какой части света находится, но не успевал всерьез задаться этим вопросом. Кислотный трип отступал длинными раскатистыми волнами, постепенно выравнивая окружающую реальность.