- Я Барри, я боюсь пакетиков, летящих по улицам.
- Я Саманта, я боюсь пачек макарон в супермаркетах.
- Я Рэйчел, я боюсь свою насадку для душа, мне кажется, она хочет меня убить.
- Я Стэн и я боюсь высоты.
И в тот же час на Стэна все посмотрели как на говно. 
Цербер лежала на ковре в дальнем углу комнаты. За час до начала сеанса групповой страхотерапии Фобос подумал и предложил ей занять себя чем-нибудь, раз уж "тебе так скучно, что ты готова сидеть и молчать", вышел из комнаты, через десять минут вернулся и принес с собой альбом для рисования и цветные фломастеры. И потом он удивляется, что сам Страж Аида смотрит на него с глубочайшим презрением, кое, правда, проходит в тот момент, когда Фобос достает из кармана печенье. 
Почему Портленд? Они задавались этим вопросом уже несколько дней, с тех самых пор, когда поселились в дешевом мотеле, снесли (случайно) дверь в свой номер и спустили с лестницы (нарочно) банду проходивших мимо байкеров. Те в процессе спуска так очаровательно ругались, а ведь Цербер души не чает в брани, она даже словарь современных выражений купила и заставила Фобоса прочесть его от корки до корки. 
Встреча длится всего десять минут, а Цербер от тоски лежит на спине и плюет в потолок. Нет, серьезно, вы просто не подозреваете о потенциале Орбита со вкусом обертки от Орбита. Каждый раз, когда пожеванная резинка достигала цели и приклеивалась, псина издавала победный вой, делала счастливый взмах руками и принималась за новую жвачку. 
Фобос бросал на нее взгляды. Кашлял. Громче кашлял. Начинал рассказывать короткие анекдоты, чтобы все снова посмотрели на него, мол, вот он какой - не только красивый, а еще и веселый. Удивительные сеансы доктора Шоу - так называли встречи с Фобосом его клиенты, которых хлебом не корми - дай прийти и сознаться, что ты псих. Американцы...
Еще десять минут спустя Цербер перевернулась со спины на живот, уселась, подобрав колени, и попыталась сделать бабочку. Король Айден и его рыцари, чьим стульям для полной картины не хватало только круглого стола, не желали замечать в странной женщине в углу великую гимнастку, так что с бабочкой Цербс быстро распрощалась. Погрызла печеньку, подумала о своем, пооблизывалась, понюхала воздух. 
А потом подловила как раз тот момент, когда Фобос ненароком умудрился оторваться от страждущего внимания клиента и мельком взглянул на свою сожительницу. Цербер ухмыльнулась и задрала пуловер до горла, обнажив взгляду земляка суровый черный бюстгальтер. Фобос поперхнулся, Цербер заулыбалась. Заулыбался и Стэн, сидящий рядом с Фобосом. 
Казалось бы, они же оба - кровожадны и охочи до жертв человеческих, хотя даже в молодости Фобос не любил марать руки, но всё ж прожили они не одну тысячу лет и теперь совсем лениво стало. А если уж совсем откровенно, то после таких прелюдий с ребячеством - Цербер обычно хочется грызть глотки. Должно быть много трупов. Больше трупов королеве трупов, ну, вы понимаете.

Отредактировано Cerberus (21.05.2015 23:42)

На ее грудь еще никто не реагировал лужей, но теперь Цербер отлично поняла фразу «описался от радости». Что тут скажешь? Ясно ведь, что без уловок Фобоса тут не обошлось, но к этим и другим причудам ее ревнивого (это он будет отрицать, вот увидите) товарища по Древней и по Греции псина уже давненько привыкла. Мог бы и дать порадоваться – Стен глядел на нее как на свою будущую жену. Если, конечно, после этого эпизода она у него когда-нибудь появится.
Цербер потянулась и встала с пола. Сеанс еще не был окончен – хлопать они тут любили: сели – похлопали, познакомились – похлопали, нагадили под себя – похлопали. Извращенцы херовы. Стен убежал под всеобщий шум и под единоличное одобрение Фобоса, Цербер проводила беднягу сочувствующим взглядом.
- Я пойду, прогуляюсь, - подмигнула средняя голова. А правая добавила, - как будто тебе есть до меня дело, чертов спекулянт.
На самом деле гулять по полупустым коридорам больницы (понедельник – день тяжелый), предоставивший в распоряжение доктора Шоу кабинет, было так же увлекательно, как и слушать поучения самого доктора Шоу. Просто у Цербер три головы, а желудок пусть и один, зато ого-го какой – истинное вместилище для всего, что плохо лежит, съедобно выглядит и вкусно пахнет. А против природы не попрешь.
Молодая женщина вышла в коридор. Повела носом, пытаясь обнаружить в этих стенах хоть какой-то намек на еду – безуспешно. Прошлась туда-сюда, выглядывала из-за углов как какой-то Клинт Иствуд, почесала у себя за ухом. Задумалась. Из состояния задумчивости ее вывел чей-то всхлип. И где-то она уже его слышала.
Святые Мойры, да ведь это ж Стен! Говорят, от любопытства кошка сдохла. Цербер – не кошка, совсем даже наоборот, она – три прекрасные собаки в одной. Так что, заинтересованная этими звуками, которыми прямо-таки призывали и манили, мисс Харли Блэк кивнула сама себе и потопала в нужную сторону.
Мужская уборная. Чистая и прекрасная: вокруг писсуары, для особо мнительных – кабинки с закрытыми дверями. Плитка, раковины, рулоны с бумажными полотенцами и, прости господи, зеркала. Дверь одной из кабинок неуклюже пошатывается, как Цербер в свой первый юбилей после бутыли нектара – на полу виднеются носки ботинок, подразумевающие, мол, вот стоит на коленях Стен и Стену сейчас плохо.
Нельзя сказать точно, в какой из долгих моментов пальму первенства в правительстве заполучила правая голова, но одно можно утверждать наверняка – это не есть хорошо. Правая голова вообще никому не хочет хорошо, кроме себя, она даже в какой-то мере пытается угнетать две другие головы, и в этот раз у нее вышло на «ура». И животик что-то так тоскливо заурчал…
Стен так и остался на коленях. Его слезы – совершенно внезапно – смешались с соплями и кровищей, хлынувшей из раны в горле. Голова безвольно опустилась, уткнувшись лбом в ободок унитаза, руки, сами того не ведая, упирались в пол не так чтобы сильно, а просто…просто валялись.
Неловко получилось, подумала Цербер – она, в общем-то, собиралась подойти и утешить, но как с цепи сорвалась. С длинной, большой, увесистой подземной цепи, если вы понимаете, о чем я. Губы, пальцы, топ и даже шея (почему шея-то?) перемазаны в темной Стеновой крови, в зубах застрял кусочек Стенового мяса, выдранного аккурат из его шеи – где-то там неподалеку находилась сонная артерия. Наверное. Цербер – псина, на хвосте она вертела эти анатомии.

Фобос возник в проходе в самый разгар знаменитых своей нежностью Церберовских утешений. Возник, покосился как-то не совсем положительно и принялся раздавать команды. Как будто они играли в некую игру, где Фобос был главным в их скромном тандеме, а большая собака его во всем слушалась. Цербер любила игры, но ведь они совсем не к месту в такой важный и ответственный момент, о чем только думает этот греческий позер?
Женщина поднялась с коленей и приплыла прям пред очи бога страха, подняла руку и приложила ладонь к груди Фобоса, оставляя красивый такой отпечаток кровью и там – на минутку – пять красивых пальцев.
- Это тебе, - сказала средняя голова и заулыбалась.
- Сувенир на память, - поддакнула левая.
- Если ты когда-нибудь наберешься смелости и начнешь жить самостоятельно, - добавила правая.
- Хоть ты меня никогда не бросишь, - улыбалась средняя.
- …живым, - кивнула правая.
Что-то было нехорошо. Какая-то паника, какая-то злая атмосфера витала в воздухе уборной, и речь не о моче в писсуарах, а просто все эти люди вокруг были настроены не на шутку злобно. Что ж им заводиться от такой-то мелочи, так же никаких нервов не напасешься.
Они просто не пожили столько, сколько пожили мы, - мысленно заверил Цербер голос правой головы, - они просто не понимают, что ничто не вечно в этом мире, глупенькие.
И правда же. Стену было достаточно унижений за его жизнь, на самом деле он втайне мечтал, чтобы Цербер забрела в этот унылый, когда-то чистый мужской сортир, и нашла его, одинокого и несчастного Стена, и облегчила его душу, полную страданий. Теперь Стен уже, небось, сует монеты Харону и переправляется на ту сторону, чтобы зажить вечно и счастливо бесплотным духом. Если, конечно, он верит в царство Аида, а иначе никак – иначе херовы Елисейские поля с этими травоядными барашками, которые срут радугой.
Домой так домой. Цербер была не против, ведь Стен, испуганный и мокрый, не очень-то приятно хрустел на зубах, кусочек придется еще выковыривать, но пусть сначала Фобос отвернется – Цербер стеснительна в это время года; но пройти, не растоптав толпу перед собой, было задачей на удивление трудной.
- Помогла, чем смогла! – участливо воскликнула Цербер, простирая руки к небу, - искусственное дыхание не помогло, так он начал задыхаться и как начнет себе горло раздирать, мамочки, и детям до шестнадцати не рассказать, как больно было наблюдать за тем, как гаснет этот смиренный цветок в пустыне жизни!
Люди замерли и начали внимать. Внимали они с таким видом, будто не знают – уместно ли будет в двадцать первом веке сжечь эту молодую женщину на костре или достаточно просто вывести ее на задний двор клиники и забить камнями? Особо впечатлительные, может, и могли бы поверить в ту пургу, которую принес с собой этот великий синоптик, но не перевелись ведь еще закоренелые скептики – в их-то взглядах и читалось больше всего недоверия.
- Вот он, - она толкнула к людям Фобоса, - он всё объяснит.
И выразительно посмотрела на бога, как бы произнося: а помнишь, мы вчера говорили о том, что неразумно направо и налево убивать людей, помнишь, да? Ну так вот…
Он у них главный по плесканию языком, он у них главный по фантастически-участливым беседам, он у них и настойка валерьянки, и новопассит, и кляп во рту, и волшебная палочка, удар по лбу которой избавляет от бессонницы. А Цербер так…красивый элемент декора, который добавляет рейтинга и отвечает в нужных местах и нужных моментах словами «угу», «ага» и «точно» - непременно в таком вот порядке.