[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5704/95274485.5/0_df706_60951102_orig[/AVA]Сквозь неплотно сомкнутые веки рваное мигание кричащей вывески, отсвечивающей на крыше придорожной забегаловки ярким бельмом, противно било по глазам. Девушка недовольно поморщилась, мотнув головой, и, не открывая глаз, нехотя сдвинулась на пару шагов в сторону, где выступавший вперед козырек навеса покосившегося строения заслонял нервически мерцающую в ночи пошлую надпись, что, по глубочайшему убеждению владельца сего сомнительного заведения – скользкого лысеющего хмыря, безостановочно сыплющего сальными шуточками и готового удавиться за последний вшивый цент, – должна была привлекать толпы таких же стремных клиентов, желающих приятно расслабиться и надраться до состояния вонючих свиней.
Действующее на нервы светопредставление прекратилось – и Джил, стоя, запрокинув голову к небу, приоткрыла глаза, медленно выдыхая. Плотный сигаретный дым, не подхватываемый ветром, сизыми газовыми струйками пополз по лицу, проворно вплетаясь в густую копну темных волос и бесследно рассеиваясь в пространстве, оставляя лишь стойкий запах въевшейся гари в качестве долгоиграющего напоминания о себе. Глядя на помутневший перед глазами кусочек звездного неба, Джил легонько подула, разгоняя зависшее над головой настырное дымное облачко. Она курила бессмысленно: не затягиваясь – лишь на доли секунды позволяя табачной горечи коснуться чувствительной слизистой, чтобы тотчас же выдохнуть ядовитые пары в воздух. В этом незамысловатом процессе девушка не находила ничего романтичного для окружающих и уж тем более ничего сколько-нибудь жизненно необходимого для себя. Это даже не успокаивало – скорее отвлекало на короткий промежуток времени от вынужденного внимания к осточертевшей действительности.
Из-за двери бара доносились невнятные завывания, смешанные с пьяным гомоном, а по выщербленному дощатому полу то и дело ползли едва ощутимые вибрации от басов. Прислонившись спиной к шершавой бетонной стене, Джил нестройно барабанила пальцами в такт кажущейся знакомой мелодии. Впрочем, что касается узнаваемости мотива, она вполне могла ошибаться. Разумеется, могла ошибаться, и этот прискорбный вердикт в случае с Вирджил Сандерс относился, увы, отнюдь не только к неточному определению пахабных песенок.
Ее жизнь более всего походила на поставленную на перемотку кинозапись, где пленка в нескольких местах засветилась и лопнула – сплошной наркотический дурман, бесконечный хронический запой, из которого невозможно выбраться.
Вирджил Сандерс не знала, кто она – попросту не помнила. У нее не было документов, из которых хотя бы можно было узнать собственный возраст. Она не знала, где родилась и кем были ее родители; не помнила своего детства и какую школу оканчивала. Она зарабатывала на жизнь единственным, что имела – собой, делая то, что умела лучше всего. По правде сказать, всей широты спектра своих талантов Джил не ведала вовсе. Сама она, выстроив в голове несложную логическую цепочку, выводила единственное, на ее взгляд, жизнеспособное умозаключение относительно своих умений, круг которых начинался и тут же смыкался на одном единственном. Все, что она могла – это трахаться. Большого ума для этого не требовалось, как, впрочем, и выдающегося таланта. Все время, сколько Джил себя помнила, она была шлюхой, а ее клиентская база сплошь состояла из дорожной бухой швали, немытых скотов, от которых на добрую милю смердело перегаром и заскорузлым тряпьем. Она стоически боролась с приступами тошноты, когда очередной блядский проспиртованный хер сперто дышал ей в затылок, а потому сама заранее нехило убиралась наркотой или заливалась каким-нибудь дешевым и крайне дрянным пойлом с одной единственной целью – расслабиться и нет, не получить сраное удовольствие, а хотя бы просто не проблеваться.
И на фоне всего этого эпического пиздеца загадочный организм Джил вытворял странные нездоровые штуки, о которых стремно было даже рассказывать. Деньги от незатейливой ебли на заправках Вирджил тратила на потасканное шалавистое шмотье, оплату занюханной конуры, которую она снимала со своей такой же панельной подружкой, на хуево забодяженное ширево и говеный алкоголь. И самым поганым из этого было то, что все это гребанное дерьмо ее почти не цепляло. Она видела, как торчки загибались от передоза; нескольно ее знакомых коллег по цеху мучились, подхватив какую-то мерзкую заразу, нещадно жравшую их организм, стремительно превращая некогда миленьких девочек в ходячих зомби, вынужденных подыхать по углам. Все это удивительным образом обходило Джил стороной. И все бы ничего, если бы не загадочные провалы в памяти и несносное звание прирожденной психически нездоровой шалавы с блядской амнезией.
В иные моменты ее настолько воротило от ненавистной действительности и себя самой, что, надравшись до зеленых чертей, она отчаянно пыталась свести счеты с жизнью. Кажется, ей это даже удавалось, но спустя какое-то время, отмеченное в сознании беспамятной чернотой, она обнаруживала себя без сил, вновь созерцающей облупившийся потолок собственной затрапезной квартиры. Джил затруднялась подсчитать, сколько пережила таких увлекательных пробуждений. Не потому, что с завидной регулярностью гробила свою никчемную жизнь – она просто не помнила. Почти ничего.
Очередная иллюзия возможности завершить наконец эту отвратительную цепочку персональных фейлов рассыпалась прахом пару дней назад, когда Вирджил снова предсказуемо таращилась на расходящиеся трещины в штукатурке, силясь вспомнить, кто она, и что происходит. Сперва было паскудно, до того паскудно, что хотелось разъебошить башку прямиком под колесами какого-нибудь блядского грузовика. Спустя пару дней она не спешила наотрез отказываться от этой идеи, но, подумав, что заслужила хотя бы малую толику причитающегося веселья, решила повременить.
Сигарета давно потухла – и Джил швырнула окурок в темноту, каким-то невнятным чутьем улавливая смутное ощущение чего-то интуитивно родного. Странное чувство мощной приливной волной затопило сознание, заставляя девушку открыть глаза, напряженно вглядываясь в темноту. Это был какой-то феерический нездоровый приход родом аккурат из загашенного наркотой мозга: из ватной чернеющей пустоты возникло удивительное явление. Мужчина, бодро насвистывая себе под нос какой-то нехитрый мотивчик, двигался прямиком к бару и, что примечательно пешком. Джил с интересом остановила взгляд на необычном субъекте. Тот, в свою очередь, то ли заметив ее внимание, то ли в угоду собственному свербящему желанию, не замедлил подать голос, подкатив самым незатейливым образом.
Наружности нарисовавшийся хмырь был странной: на мексиканца вроде бы не тянул; на какую-нибудь белую европейскую задницу – тоже. Было в нем что-то неуловимо дикое, почти как в тех размалеванных чуваках из вестернов, что с улюлюканьями рассекали по пустынным прериям на коняшках. У этого коняшки не было. С виду у него вообще ни черта не было, кроме сильного и пьянящего ощущения чего-то родного и вместе с тем древнего, необузданного, почти как сама земля.
С неприкрытым любопытством разглядывая индейца (а именно данное определение назойливо нашептывало подсознание), Джил подошла ближе, лукаво улыбаясь и легонько подцепляя наманикюренным ногтем хвостик одной из косичек, забавно ниспадавших на плечи мужчины.
– Ты угощаешь? – промурлыкала она ему на ухо, подавшись вперед и оказываясь почти вплотную к загадочному индейцу. Она так же быстро отстранилась, неуловимым движением проворно обвив пальцами его запястье, и увлекая за собой внутрь прокуренного помещения бара.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5704/95274485.5/0_df706_60951102_orig[/AVA]- Не всегда, - с еле заметной улыбкой покачал головой индеец. Он промолчал, что сейчас у него есть все, что ему нужно, посчитав, что вслух, в общем-то, имеющая в себе долю правды фразочка прозвучит донельзя штампованно и фальшиво. Завтра или послезавтра, когда Кавиля здесь уже не будет, другие клиенты вдохновенно расскажут ей, какое сокровище они нашли в заблеванном баре, пока от души ее имеют.
Кавиль с любопытством посмотрел на Джил, а мгновением позже понял причину ее веселья – в этой гребучей дыре не нашлось ничего лучше початой бутылки вискаря и пакета с травой. Ну, это было лучше, чем ничего. К тому же, майя не собирался задерживаться надолго, о чем и не замедлил сообщить девушке.
- Возможно, и ошибся, - согласно произнес майя. – Пойдем отсюда.
Пакет с травой он вручил Джил, сгреб вискарь и, ухватив девушку за руку, потащил ее из этой вонючей клоаки, мысленно порадовавшись, когда спертый и удушливый воздух снова сменился мягкой ночной прохладой. Неподалеку громоздились побитые временем и погодой убогие строеньица, куда, по-видимому, и водили клиенты Джил, если не задвигали ей прямо в баре. Возможно, и сейчас она ждала, что они пойдут по знакомому маршруту, и короткое знакомство быстро закончится еблей в замызганном сарае. Кавиль улыбнулся, отпустил руку Джил и, повинуясь какому-то странному внутреннему порыву, погладил ее по волосам, а потом как ни в чем не бывало потащил ее в противоположную от хибар сторону – на стоянку.
Под тусклым светом одинокого фонаря и психоделическим миганием пошлой вывески на щербатом асфальте громоздились такие же убогие, как и все здесь, машины. Что-то из этого металлолома могло и доехать до ближайшего городка, но выбор колымаги Кавиль решил предоставить Джил.
- Выбирай, на чем поедем, - с лукавой улыбкой сказал майя, приобнимая девушку за плечи.

Девушка не препятствовала мужчине, собравшемуся составить ей компанию и стать по совместительству очередной ее работой на ближайшее время, в его порыве покинуть злачное заведение. Ей и самой давно не терпелось отсюда убраться. К тому же этот индеец ей нравился – не в том романтично-возвышенном смысле, о котором обыкновенно вдохновенно вещали чувствительные барышни, с неприкрытым обожанием глядя на предмет своих трепетных воздыханий. Естественно, ничего подобного сама Джил не испытывала и близко – род занятий как-то плохо сочетался с излишней трепетностью. Ее не воротило от одного вида нового клиента, и это уже отчасти тешило душу, а, кроме того, индеец и впрямь вызывал немалое любопытство, будто бы было в нем что-то нечеловеческое. Девушка тут же про себя поглумилась над ходом собственных мыслей: «Ну, конечно, не человек – у нелюдей ведь тоже свербит в причинных местах».
Подхватив пакет с травой, Джил плавно оттолкнулась от барной стойки и последовала за индейцем к выходу из этой насквозь прогнившей дыры. Под открытым небом, на свежем, не отравленным ядовитыми испарениями воздухе собственное непонятное ощущение от нахождения поблизости этого загадочного мужчины столько усилилось. Он определенно был странным, и этот факт немножко бесил Джил, потому что невольно вынуждал на себе зацикливаться. Она помедлила, на несколько секунд остановившись на пороге бара, и, прикрыв глаза, подставила лицо прохладному ветру, едва заметно улыбаясь и мысленно уверяя саму себя, что все дело в дрянном алкоголе, которым она безуспешно травилась, не достигая желаемого эффекта, зато с легкостью фантазируя о какой-то нездоровой фигне.
Джил не бралась предугадывать, куда потащит ее это диковинное чудо с косичками – в сущности, ей давно уже было все равно, где, как и в каком состоянии, лишь бы на выходе услуга оказалась оплаченной. Однако, оказавшись на стоянке посреди скопления кое-как припаркованных и отчасти побитых жизнью и дебилизмом своих двинутых владельцев машин, Джил вопросительно посмотрела на индейца.
– Что, вот прямо любую? – с усмешкой поинтересовалась она, попутно про себя отмечая, что самоуверенности этому чудику не занимать. – И ты можешь ручаться за то, что оттуда, – она мотнула головой в сторону бара, – сейчас не вывалится какое-нибудь засранное хуйло и не приложит твою симпатичную индейскую мордашку о капот первого подвернувшегося под руку сарая?
Девушка быстро словила себя на мысли, что ей самой, по большому счету, глубоко плевать, как индеец будет выкручиваться, если вдруг приключится подобное западло, а потому, плутовато ухмыльнувшись, она неторопливо прошлась по стоянке, выбирая наименее побитую колымагу, и, после недолгих раздумий ткнула пальцев в припаркованный чуть поодаль от основной массы «крайслер» темного асфальтового цвета. Выбирала она, руководствуясь сугубо эстетическими соображениями, выцепив из порядком загаженного автопарка еще и относительно чистый экземпляр.
– На этой, – уверенно заявила Джил, указывая на машину. – Если ты облажаешься, я, пожалуй, даже расстроюсь, – задумчиво добавила она, чуть отходя в сторону, чтобы пропустить индейца к приглянувшейся тачке.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5704/95274485.5/0_df706_60951102_orig[/AVA]Пряный дым мягко обволакивал сознание. Пары косяков было слишком мало, чтобы существенно перекосить божественное сознание, но, тем не менее, оно безмятежно дрейфовало по волнам накатившей эйфории, отказываясь оценивать происходящее на наличие здравого смысла. Остатки выжранной в Гватемале и по пути в Штаты дури уже выветрились… должны были выветриться, и в рассудок змеиного бога шарашил приход уже другого толка, состоящий из марихуаны, не самого лучшего вискаря и особенного очарования ночной дороги.
Они неслись по неосвещенной трассе – без цели, ни на мгновение не задумываясь, куда приведет темная лента дороги. Накуривались, перекидывались бессмысленными фразами, пили и снова накуривались. Кавиль наглухо потерялся в коротком миге настоящего, что словно зацикленная видеозапись крутилось перед глазами; отсвечивало в сетчатку глаз светом фар встречных машин и улыбалось с пассажирского сиденья подобранной в захолустье придорожной девкой. Мысли майя принимали совершенно неожиданную ассоциативную форму, каким-то неведомым образом только усиливая восприятие окружающей действительности. Он чувствовал смутное сходство с чем-то уже знакомым и прожитым – не частым, вынуждающим сейчас мучительно ловить в памяти осколки позабытых ощущений, и в то же время пронзительно ярким, навсегда оставляющим свой отпечаток. После недолгих раздумий он понял, что за странное чувство прочно обосновалось в его сознании – короткий миг пробуждения после стылых объятий смерти, когда еще разум не гнусавит о счетах, отмщении и прочей ненужной шелухе, а невыносимо остро заново чувствует саму жизнь, безжалостно отсекая все лишнее и несущественное. Неуловимо ускользающий в действительности сейчас он казался помноженным на бесконечность.
Впереди темное полотно небес подернулось выцветшей городской засветкой, и майя поймал взглядом мелькнувший справа дорожный указатель – они въезжали в Лас-Крусес, еще один замшелый и безликий американский городок, чьим единственным достоинством в глазах Кавиля мог бы стать круглосуточный магазин с алкоголем. Толком неокрепшая мысль о выпивке быстро померкла и осыпалась в глубине сознания под напором другой, неожиданно упрямой и забивающей собой все внутричерепное пространство.
- Выходи за меня? – Кавиль посмотрел на Джил и рассмеялся, увидев недоумение на ее лице. – Я серьезно, давай поженимся. Прямо сейчас.
Где-то очень глубоко коротко пискнул остаток здравого смысла, отчаянно голосящий, что змеиный бог задумал совсем нездоровую хрень. Возможно, Кавилю действительно стоило бы надраться мескаля, развлечься с шалавой в ближайшем отельчике или прямо в машине, а потом спокойно отправиться домой, но сегодня разум владыки стихий взял выходной, и озвученное предложение виделось единственно верным.

Джил не заметила, как они играючи прикончили пакет дури, что было попросту немыслимо по меркам обычного среднестатистического укурка, хотя бы даже и поднаторевшего за годы старательного выдувания собственных мозгов вместе с едким дымом скуренной шмали в своем нехитром увлечении. Что же до Джил, некогда осознавшей себя неведомой неубиваемой фигней с миленькой мордашкой и хронической амнезией, к которой не липла человеческая зараза и которой очень непросто было мысленно улететь из этой говеной реальности, дрейфуя где-то в невидимых волнах неосязаемой эйфории. И все же сейчас она ощущала, как по телу текуче расползается приятное тепло, а из сознания выветривается все наносное, ненужное и нежеланное. Где-то на самом краешке рассудка одиноко замаячила нелепая мысль о том, как еще пару часов назад девушка твердо намеревалась развлечься и в очередной раз попытать счастье в, вероятнее всего, тщетной попытке распрощаться наконец с этой хреновой действительностью. Джил нервно хихикнула, с чистой совестью выслав идиотскую мыслишку по известному адресу.
Они мчались по трассе, периодически перекидываясь ничего не значащими фразами, которые и вовсе в голове Джил не задерживаясь, слетая с языка уже по инерции, тогда как мозг думал о чем-то своем: то бешено гнал поток мыслеобразов вперед, то сворачивал в какие-то отстраненные, не относящиеся к текущему моменту дебри.
Из этого запутанного лабиринта зрительных картинок и чего-то неясного, призрачного, что отчаянно зудело в мозгу, но никак не могло принять сколько-нибудь определенную форму, девушку выдернул вопрос, который она уж точно менее всего ожидала услышать. Джил аж поперхнулась остатками вискаря, на мгновение утратив дар речи и обескураженно таращась во все глаза на ненормального индейца. Подобный абсурд она, кажется, слышала в своей жизни впервые.
– Тебе без штампа в паспорте религия трахаться не позволяет? – обалдело отозвалась Джил, наконец, немного отойдя от первого шока. – Только у меня даже паспорта нет, – сообщила она, мгновенно осознавая, насколько комично и вместе с тем начисто безбашенно это звучит, и тотчас же заходясь истеричным хохотом.
В ее сознании происходящее воспринималось, как некая нереальная, на редкость нездоровая, но при этом удивительно занятная игра – будто привычная окружающая действительность в какой-то момент осыпалась в голове мелким крошевом, уступив место возможности совершенно безнаказанно и бесшабашно творить невыразимую херню, а после проснуться и понять, что все случившееся явилось лишь следствием какого-то феерически бредового прихода.
– Ты бы хоть сказал, как тебя зовут, – сквозь смех пискнула девушка, уткнувшись лбом мужчине в плечо и продолжая нервически похрюкивать. – Но я согласна, – уверенно заявила она, кое-как справившись с чудесатыми эмоциями, после чего снова рассмеялась.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5704/95274485.5/0_df706_60951102_orig[/AVA]Выбор Джил был своеобразным, в чем-то даже удивительным для майяского бога. Она оставила без внимания вычурные и массивные кольца из золота, стоившие на порядок дороже простеньких безделушек с индейским орнаментом, и могли бы послужить эдаким залогом, что как бы ни закончилась ее неожиданная поездка со странным индейцем, она не останется в убытке. Пусть для себя Кавиль все решил и с железобетонным упрямством воплощал свою нездоровую затею, у Джил все еще не было оснований думать, что ее клиента не сдует из поля видимости, когда он наутро, продрав глазоньки, сообразит, как охеренно набедокурил прошлой ночью. В глубине сознания майя колыхались две мысли, шипящие словно потревоженные змеи сквозь захвативший индейца дурман и норовящие сожрать друг друга. Одна параноидально нашептывала, что придорожная шалава едва ли купилась на обещание счастливой семейной жизни, подкрепленное поездкой на краденой тачке и дешевыми кольцами из ломбарда, и воспринимает все происходящее как некую игру, проверяя, как далеко смогут зайти два странноватых субъекта – эдакий способ ненадолго разбавить скучную и однообразную жизнь дешевой шлюхи. Другая же отчаянно тыкала бога рожей в не отпускавшее ни на мгновение удивительно чувство некой общности, что до сих пор невидимым и плотным коконом окружало и майя, и его избранницу; она шизово твердила о некоем замысле, судьбе и прочей хрени, что непременно воплотится, если бедовый боженька снова привычно не налажает.
- То, что нужно, - отозвался Кавиль и мягко сомкнул пальцы Джил. Поднес ее руку к губам, невесомо касаясь пальцев, и лукаво улыбнулся. – Осталось найти подходящее место.
Перед глазами тут же возник образ гватемальской кальдеры с россыпью ярких звезд на бездонном небе и бледной светлеющей полосой приближающегося рассвета. Память легко вытащила хорошо знакомый образ и трансформировала его в порыв отправиться туда прямо сейчас. Из размышлений, бывших на полпути к Атитлану, его выдернул назойливый голосок ломбардщика, по-видимому, опасавшийся, что его уторчанные клиенты свалят строить семейное счастье, не оплатив товар. Кавиль ожег человека раздраженным взглядом и бросил на прилавок несколько купюр, вдвое переплатив стоимость колец; остатки наличности он запихал в карманы ветровки и обнял Джил за талию.

На мерзкого человечишку за решеткой девушка больше не обращала внимания. Она задорно улыбнулась индейцу, обняв его в ответ, затем проворно вывернулась из рук и, не стирая с лица плутоватой улыбки, потянула Кавиля за руку, увлекая за собой к выходу. Уже на улице она, словно кошка, неторопливо обошла вокруг мужчины, почти невесомо скользя пальцами по груди, затем приподнялась на носки, мягко устроив ладони на плечах Кавиля и легонько надавливая, вынуждая того слегка наклониться, тем самым уменьшив разницу в росте. Джил приблизилась к лицу индейца и прошептала в самые губы:
– У нас ведь праздник. Неужели мы никак его не отметим?
Она резво отстранилась, игриво улыбаясь, и недвусмысленно кивнула на магазинчик через дорогу, тускло мерцавшая вывеска которого извещала о том, покупателей там ждут круглосуточно. Недавно приконченный вискарь уже почти выветрился из головы, и нездоровая сказка, в которой Джил за какие-то великие и неизвестные ей самой заслуги досталась главная роль, слишком сильно начинала походить уже не на веселый трип, а на чудачества парочки психопатов. Веселого в этом ничего не предвиделось, а девушке было обидно лишать себя необычного удовольствия на самом интересном месте.
– Идем, – позвала она Кавиля и иронично добавила: – грустно жениться на трезвую голову.
Ей было не важно, чем именно отмечать столь ненормальное и скоропалительное решение, а потому выбор она благополучно предоставила индейцу. Уже стоя на кассе и увлеченно разглядывая тут же примостившуюся убогую стойку с дешевыми сувенирами, Джил приметила открытку, на которой был изображен какой-то заснеженный вулкан с огромным, очевидно, разрушенным в результате какого-то очень сильного извержения, кратером. Фотография была так себе: неудачный ракурс, тусклые краски, но все это разом померкло в воображении Джил – ее необъяснимо притягивало само место, что отзывалось в сознании смутным воспоминанием о чем-то родном, но чем именно, она никак не могла вспомнить.
– Ты спрашивал про место… – заговорила девушка, не отрывая взгляда от открытки. – Мне кажется, там, – она робко коснулась пальцами изображения заснеженной горы, – должно быть очень красиво.
Джил понятия не имела, что это за место, и как далеко отсюда находится неизвестная гора. Она пропустила мимо ушей надменный смешок продавщицы, стоя напротив стойки со скудным сувенирным ассортиментом и будучи не в силах оторвать гипнотического взгляда от фотографии.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/5704/95274485.5/0_df706_60951102_orig[/AVA]В его разрушенном мире не было забавной традиции трепетно обвешивать друг друга бестолковыми безделушками, в потерянном царстве людей солнца властвовали другие правила, дикие и абсурдные для пришлых ублюдков, строгие и искренние – для народа майя. В своем порыве Кавиль зацепил малую часть чужих обычаев, без которых рожденные новой цивилизацией люди не мыслят древний, как этот мир, обряд. Так их веселое сумасшествие было привычней для Джил - находясь среди людей, майя пытался говорить на понятном им языке.
Змеиный бог еще недолго просто стоял рядом, обнимая Джил и зарываясь лицом в ее волосы. Ему казалось, он чувствует ее непритворное удивление – от внезапного ли перемещения к вулкану, что наглухо терялось в общем покрове невероятности этой ночи, или, что было ближе к истине, ото всей подернутой триповатым безумием поездки.
Разомкнув объятия, он легко развернул к себе девушку, всматриваясь ей в глаза и еле заметно улыбаясь. Прежде майя просили благословения у богов и стихий, Кавиль сам был стихией, метущейся, дикой, непредсказуемой, и рожденным в небе богом – с бурей в голове и выжженной пустыней на сердце. Пока еще происходящее он воспринимал удивительно чистосердечно, забываясь и растворяясь в фантастической ситуации, остро чувствуя каждый всполох эмоций, ни на мгновение не задумываясь, что все это – очередной грандиозный божественный самообман, который он сам себе устроил. Кавиль верил – во все, что делал; в Джил; в реальность настоящего и символический обмен блестящим хламом.
Мимолетно коснувшись пальцами лица девушки, он аккуратно вытащил из кармана ее джинсовых шортов кольца; молча взял за руку. Любые слова ему виделись излишними. Неотрывно глядя на Джил со странной блуждающей улыбкой, майя надел ей на палец простенькое колечко. И смутным зовом из далекого прошлого вокруг них на забетонированной земле вспыхнула огненная лента – вопреки всем человеческим законам, только по воле старого бога и его памяти, как некогда древние майя соединяли свои сердца.

Поддавшееся умиротворенному очарованию момента сознание отстраненно фиксировало действительность, дивясь чуточку пугающей нереальностью происходящего. Малая толика здравого смысла, притаившаяся где-то на самом краешке безнадежно затопленного концентрированным безумием рассудка, все еще настойчиво нудела о невозможности столь внезапного исполнения сокровенного желания Джил. Не раз видевшая во сне это таинственное место, но не имевшая даже малого представления о его точном расположении на карте, девушка с трудом осознавала, что сейчас ее фантазии каким-то волшебным образом действительно оживали. И Джил не верила – вернее попросту очистила мозг от всего ненужного, наносного, ненастоящего, воспринимая все происходившее лишь душой, не строя более догадок, не пытаясь разобраться в головоломках. Совершенно потерявшись в своих ощущениях, девушка окончательно сдалась, в одночасье решив для себя отключить голову: не думать, не ждать и не предвосхищать – будто человек, утративший зрение, что заново познает окружающий мир, барахтаясь в кромешной темноте.
Она и впрямь не видела ничего, кроме черных зрачков индейца, и не думала ни о чем, всецело отдавшись во власть инстинктов. Ведь природа не ошибалась, она везде и всегда брала свое – робко ли, боязно, или выдвигая не терпящие возражений требования.
Точно в замедленной съемке, Джил медленно скользнула взглядом по рукам Кавиля, замечая в его ладони две простенькие безделушки с затейливыми завитками; медленно подала индейцу собственную руку, позволив надеть себе на палец кольцо; и точно так же, начисто утратив всякую связь со сколько-нибудь адекватной реальностью, осторожно взяла с ладони Кавиля второе украшение, бережно устраивая его на пальце мужчины.
Девушка подняла голову, посмотрев на индейца, ловя его улыбку и улыбаясь в ответ – легко и безмятежно. Что-то неведомое сквозило во взгляде темных глаз напротив – это что-то не пугало, не сдерживало, странным образом успокаивая метущийся разум, замедляя и усыпляя его вовсе. В черных зрачках Кавиля вдруг заиграли шебутные искорки пламени, словно он смотрел на занимающийся огонь. Джил не отводила взгляда от лица индейца, боковым зрением и впрямь подмечая будто бы тонкую полоску невесть откуда взявшегося огня. Это пламя не обжигало, мелко подрагивая узкой оранжевой лентой и удивительно легко вплетаясь в сюрреалистическое восприятие девушкой окружающей ее действительности.

Кавиль обнял ладонями лицо Джил, не разрывая зрительного контакта. Здесь, на темной покинутой на ночь людьми смотровой площадке под пристальным взглядом молчаливой горы, видевшей рождение и гибель не только людей, но и богов; под мистическим светом россыпи далеких звезд легко было потеряться во времени, отсечь все несущественное и посмотреть по сторонам, словно заново узнавая новую действительность, где подрагивающая от порывов ветра оранжевая лента огня окольцевала двоих существ.
Отводить взгляд майя не хотел – смотрел, любовался. Коснулся губами губ Джил, одновременно перенося их прямиком в уютную комнатку небольшого отельчика, притаившегося недалеко от вулкана, и минуя такие ненужные и кажущиеся сейчас глупыми формальности как регистрация. Медлить он тоже не хотел – даже те ничтожные минуты, что они затратили бы, чтобы спуститься к отелю. Кавиль не был готов делить Джил ни со временем, ни с чем-то еще. И вместе с тем желал еще раз испытать то крышесносящее и бьющее по мозгам чувство смешения двух аур, прежде чем полностью раствориться друг в друге. В полумраке комнаты Кавиль отстранился лишь на мгновение – чтобы посмотреть на Джил шалым и потемневшим взглядом и снова прильнуть к ней жадным поцелуем, решительно стаскивая с нее съехавшую с плеча майку.

О том, что окружающая обстановка в очередной раз поменялась, Джил догадалась лишь, когда беспокойно трепавший ее волосы промозглый ветер сменился обволакивающей приятной тишиной. Она на мгновение приоткрыла глаза: не было больше ни величественной громады увечной горы; ни пустынной, залитой тусклым искусственным светом одинокого фонаря смотровой площадки; ни даже озорных язычков рыжего пламени, улавливаемых периферийным зрением, игриво мерцающих в глазах напротив. Только вязкая струящаяся темнота и призрачное сияние косой полоски лунного света, проникавшей сквозь оконное стекло.
Девушка понятия не имела, где они, и как оказались в незнакомом помещении за считанные мгновения, оставив за спиной нереальный мираж из ее собственных сновидений. Все вокруг уже давно перестало восприниматься как настоящее, а окончательно запутанный разум попросту не в силах оказывался справиться с захлестнувшими его чудесами, которым не было и не могло быть логичного объяснения. Джил уверяла себя, что всему виной гремучая смесь отравы, от которой у нормальных людей не только ехала крыша, но и всему организму очень скоро делалось совсем нехорошо, однако она давно зареклась относить себя к категории хотя бы мало-мальски нормальных. Да и все чужеродное, казалось, окончательно выветрилось из сознания, оставляя вместо себя чистую необузданную энергию, что вот-вот норовила вырваться из тесного кокона ее физического тела.
Девушка вновь закрыла глаза, полностью растворяясь в ощущениях. Реальности уже давным-давно не существовало, как не было и этой комнаты, и выдуманного, совершенно неважного знания о том, кто они. Не было вообще ничего, кроме двух удивительно родственных душ, подлинно живых и настоящих; кроме прикосновений от которых по телу, казалось, разбегались невидимые искорки электрических зарядов; кроме странного диковатого голоска рассудка, все еще упрямо шептавшего о скоротечности мгновений. Возможно, ничего этого не было вовсе, и это было совершенно неважно.