Золотистый луч света солнечным зайчиком прыгал по рябым скользким камням, нырял в рыхлые снежные кучи, задорно катился по мелким заледеневшим лужицам и исчезал, стоило только отбившемуся от стаи и заплутавшему на чистом утреннем небосводе облачку на несколько мгновений заслонить собой солнечный диск. Плотная ледяная корка, некогда образовавшаяся в результате промерзания заполнившей глубокую узкую трещину в каменной породе воды, внезапно растаяла, и теперь хозяйничавший среди нетронутых снегов ветер гнал по текучей прозрачной поверхности подвижную рябь крошечных волн. Ледник таял, стекая шустрыми ручейками по каменистому склону, а где-то внутри, под многотонной толщей твердой породы возбужденно бурлило раскаленное огненное озеро…
Щурясь от светившего в окно солнца, Лоовит лениво потянулась, разрывая хрупкую сеть сновидений, но не спеша выползать из кровати и лишь натягивая одеяло повыше на лицо в надежде спрятаться от слепящего солнца. Маневр не удался: коварный кусок материи оказался надежно придавлен чем-то тяжелым и, кажется, живым. Девушка настойчиво потянула на себя угол одеяла – в ответ послышалось недовольное утробное ворчание. Лоовит перекатилась на другой бок, натыкаясь взглядом на сонную кошачью моську. Ягуар зевнул, смешно вываливая длинный розовый язык и забавно шевеля усами, и посмотрел осоловелыми недопроснувшимися глазенками на богиню. Ласково потрепав мягкое пятнистое кошачье ухо, Лоовит нехотя сползла с кровати, нарочито активно начесывая кота и, тем самым недвусмысленно намекая, что поваляшки окончены. Балам лишь раздраженно дернул хвостом, что-то невнятно простонал и демонстративно отвернул башку от настойчивой богини, нагло улегшись по диагонали кровати, стоило лишь девушке подняться. Признав свой полный провал в деле распихивания немаленькой тушки, Лоовит оставила эту бессмысленную затею, переоделась, напоследок несильно хлестнув по наглючей пятнистой жопе цветастой майяской рубахой, и вышла из комнаты, направившись в ванную.
Придирчиво разглядывая в зеркале затейливое гнездо на собственной голове, девушка невольно скользнула взглядом по стеклянной полочке, останавливая внимание всего на одном предмете. Вид тоненького колечка из дешевого металла с причудливым орнаментом живо всколыхнул в сознании воспоминания недавнего прошлого, которые сейчас казались неуловимо далекими и будто бы даже чужими, но в то же время отпустить, выбросить из мыслей, словно старый ненужный хлам, их было невыносимо сложно.
Девушка аккуратно взяла простенькое украшение, задумчиво повертев в руках и оглаживая пальцами витиеватый узор. Собственные мысли странным образом будто бы повторяли плавные изгибы орнамента, рождая перед глазами образы хорошо знакомой скудной обстановки ее убогой квартирки.
Бережно положив кольцо обратно на полку, Лоовит вышла из ванной и отправилась на кухню, чтобы сварить себе кофе. Мимо девушки, опережая ее, тотчас же важно проплыл пятнистый кошак. Вальяжно растянувшись на полу, посреди кухни Балам, словно нарочно пытаясь привлечь к себе внимание внезапно погрузившейся в свои мысли девушки, вытягивал лапы, катался на спине и нервно дергал хвостом, отчего Лоовит приходилось осторожно переступать, обходя пятнистого кошака, чтобы ненароком что-нибудь ему не отдавить.
Налив себе из стеклянной колбы свежесваренный кофе, девушка вместе с кружкой устроилась на террасе в компании неугомонного ягуара, коему внезапно отчего-то очень пришлось по душе общество северной индейской богини. Беспорядочно перебирая пальцами плотный мех, Лоовит отрешенно глядела на безмятежное зеркало озера, мысленно будучи далеко отсюда.

Нестройное течение мыслей заново осознавшей себя богини было прервано внезапно возникшей перед глазами кружкой с горячим, еще дымящимся кофе. Девушка обернулась, улыбнувшись нарисовавшемуся вслед за кружкой майяскому богу.
– Ты слишком долго спишь, – произнесла она с притворной укоризной в голосе. – За это время можно уже успеть опустошить целую кофеварку.
Тем не менее, она поднялась с мягкого кресла, одновременно прекратив начесывать разбалдевшего на солнышке ягуара, чем вызвала недовольное ворчание со стороны последнего, и обхватила ладонями горячую кружку бодрящего напитка. Терпкий пряный аромат тотчас же потянулся навстречу девушке, дразня обонятельные рецепторы. За свою привычную человеческую жизнь Лоовит не успела проникнуться напитком, призванным будоражить заторможенное сознание. Пожалуй, ее саму кофе даже никогда как следует и не бодрил, что, впрочем, перестало вызывать сколько-нибудь существенное удивление после пробуждения в себе заплутавшей божественности. Джил хлебала кофе бездумно, поддавшись стадному чувству – просто потому, что так делали люди. Подавляющее большинство людей. Лоовит же облюбовала чужую кофеварку так же бездумно, по привычке. И лишь теперь вчерашняя дорожная шалавка открывала для себя новую суть заурядного напитка, подобно тому, как несколько часов назад открыла новую суть самой себя.
– Теперь я, пожалуй, расстроюсь, если впредь мне никто не будет варить такой кофе, – иронично заметила девушка. – У самой у меня на это не хватит ни навыков, ни терпения.
Наряду со всеми потрясениями минувших суток Лоовит не ручалась за то, насколько правильно поняла Кавиля, когда тот, едва раскрыв ей глаза на ее истинную природу, предложил остаться. Имела ли место эдакая, как бы идиотски это ни звучало, божественная солидарность и бескорыстное желание помочь ближнему, или же индейская совесть запоздало подняла головушку, поддавшись все той же индейской жалости? Как бы то ни было, Лоовит не бралась предугадывать, как долго ей еще дозволено будет оставаться в доме майяского бога, а спросить напрямую она пока не решалась. Между тем одна часть ее сознания настойчиво тыкала носом в тот факт, что стресс от осознания себя богиней – явление проходящее, и чужая благотворительность, напрямую на это явление завязанная, так же не может длиться вечно. В то же самое время было и что-то еще, невнятное, сумбурное, не подкрепленное никакими доводами и логическими объяснениями, питающееся лишь слепыми упрямыми эмоциями. Тем не менее, это самое что-то было невозможно игнорировать, и, должно быть, именно оно заставило девушку скользнуть беглым взглядом по рукам индейца, безошибочно распознав на пальце кольцо. На мгновение неосознанно задержавшись взором на простенькой побрякушке, Лоовит никак не прокомментировала увиденное, а ее мысли живо вернулись в съемную замызганную каморку, где в самой дальнем углу верхнего ящика тумбочки лежало точно такое же бесхитростное украшение.
Сделав еще глоток, девушка осторожно поставила кружку на перила и тихо проговорила, не глядя на индейца:
– Я должна вернуться.
Не услышав ответа, однако, почти физически ощутив неподдельное и пока еще невысказанное удивление, Лоовит глянула на Кавиля и, улыбнувшись уголком губ, коротко пояснила:
– Мне нужно кое-что забрать.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/4810/95274485.6/0_e249b_504367dd_orig[/AVA]В действительности возвращаться в эту убогую вонючую дыру совсем не хотелось. Место, где она прожила неизвестно сколько времени, будто застряв в некой непрекращающейся какафонии, не замечая ни прогресса, ни упадка – просто влача бессмысленное и бесполезное, не нужное даже ей самой, но будто бы навязанное извне существование; место, которого вообще никогда не должно было быть в ее биографии. И не скучалось по дому – ведь крохотная захудалая съемная квартирка оным никогда не была. Не была ею она даже для дорожной девки Джил, и уж точно не могла стать таковой для Лоовит – старой и почти позабытой индейской богини. И все же какое-то внутреннее иррациональное желание управляло сознанием ее прямо сейчас, оформляясь в простое понимание того факта, что там, в недрах этой клоаки, еще осталась крошечная часть ее настоящей, которую следовало просто забрать, после чего наконец убраться из этой дерьмовой помойки и вычеркнуть из памяти все, что было связано с тем злосчастным местом.
Девушка ответила не сразу. Она перевела взгляд на ягуара, все так же методично бодавшего лбом руку индейца. Балам, тут же заметив ее внимание, живо потерял интерес к конечности Кавиля и с утробным урчанием ткнулся мягким ухом в раскрытую ладонь богини.
– Я не знаю, могу ли просить тебя об этом, – тихо заговорила Лоовит, не глядя на индейца и излишне увлеченно начесывая кота. – Вряд ли в твои планы входила возня с невесть откуда свалившейся на твою голову шалавой… Пусть даже теперь богиней, – добавила она после недолгой паузы. – Я не хочу навязываться и вынуждать тебя делать что-то, что тебе самому не нужно.

Из слов Лоовит индеец не без иронии понял, что они оба грешат поспешностью суждений и излишне прокачанной за годы существования подозревакой – особенно к чему-то даже отдаленно хорошему. Кавиль это знал по себе – он уже давно ни от кого ничего не ждал и, не особо заморачиваясь, воспринимал окружающую действительность сквозь многолетний слой наросшей мизантропии и цинизма. Нет, он не дергался ежесекундно в ожидании, что в его дверь вот-вот постучится крылатая тварюга – паранойя еще не успела настолько обжиться в черепушке змеиного бога - но если бы такое вдруг случилось, и к нему заглянул архангел поговорить о блядском Господе, майя не слишком удивился бы подобному раскладу. Просто потому что дерьмо случается – уж ему ли этого не знать.
По-видимому, это же докучливое понимание прочно въелось в мировоззрение Джил и оттуда переползло в сознание индейской богини, транслируя недоверие ко всякой внезапно объявившейся условно-добренькой душе. Память Кавиля тут же охотно поддакнула, что его действительно незамысловатый и чистосердечный порыв после его же закидонов Лоовит могла справедливо поставить под сомнение. Майя отхлебнул кофе и после недолгой паузы вернул взгляд на индейскую богиню.
- Вопрос не в том, можешь ли, - с легкой улыбкой спокойно отозвался Кавиль. – А в том, хочешь ли.
Возможно, он повторялся. Змеиный бог припоминал, что не далее, как вчера утром, когда Лоовит еще считала себя дорожной шалавкой, он говорил что-то подобное, однако посчитал необходимым прояснить, что он предлагает ей помощь не из чувства жалости или собственной обязанности - ни то и ни другое не прокатывали с Кавилем, но индейская богиня пока еще не могла об этом знать. И он бы точно подвис, если бы она напрямую его спросила, зачем ему возиться с чужим ему божеством. Едва ли он мог внятно ответить на этот вопрос и сам себе.
- Я предложил тебе оставаться здесь, сколько захочешь, и не припоминаю, чтобы за пару часов что-то всерьез поменялось, - майя улыбнулся шире и с беззлобной усмешкой уточнил. - Кроме того, что ты вспомнила, кто ты.

Коротко глянув на подергивавшего в притворном возмущении хвостом Балама, девушка улыбнулась, про себя мельком отметив, что ягуар ведь с самого начала был единственным из присутствовавших в доме, чьи намерения угадывались сразу и безошибочно. А то, что сперва она их неверно истолковала – так в том вина зашоренного тогда еще человеческого сознания.
Взяв Кавиля за руку, Лоовит мысленно передала ему информацию о конкретном месте, в котором им надлежало очутиться.
– Догоняй, – прошептала она напоследок – и исчезла.
Несколько мгновений спустя, когда индейские боги уже стояли посреди замызганной вонючей подворотни гнилой американской дыры, Лоовит, не оглядываясь на майя молча двинулась в сторону прилепившегося за углом обшарпанного фасада дома, что сложно было назвать жилым. Девушка постояла несколько секунд у двери, словно раздумывая, не лучше ли убраться отсюда прямо сейчас, затем все же вытащила из кармана ключ и, отперев утлую дверь, решительно вошла внутрь.
Переступив порог, она щелкнула прилепленным на стене выключателем и прошла внутрь, стараясь даже не смотреть по сторонам. Спертый воздух давно непроветриваемого начисто прокуренного помещения сходу резанул по обонянию. Не обращая внимания на хлам под ногами, Лоовит быстрым шагом направилась к тумбочке, искренне надеясь, что ее обдолбанная соседка, коей, на счастье, дома не оказалось, не успела еще пошерстить вещи в отсутствие Джил в поисках заначки наличности или того, что можно по-быстрому толкануть, заработав себе на дозу.
Дернув на себя ящик тумбочки, девушка после недолгого копания в барахле извлекла, наконец, искомый предмет. Повертев в руках простенькое колечко, будто прикидывая, куда лучше всего убрать вещицу, Лоовит незаметно надела украшение на палец, справедливо рассудив, что так будет надежнее всего. Прихватив из ящика закопанный под старыми упаковками из-под какой-то сомнительной жратвы, клочками скомканных газет и черт знает чем еще мобильник, девушка задвинула ящик и направилась к двери, по пути сунув телефон Кавилю в руки.
– Это твое, – сухо пояснила она. Стоило ей едва только оказаться внутри этого тесного грязного сарая, как мысли ее вновь вернулись на проторенную дорожку, где в целом мире не было ничего, кроме съемной убогой дыры с соседкой-наркоманкой в комплекте, дрянного бара и собственной дерьмовой шалавистой жизни, где она снова дорожная блядь с постоянным местом работы в виде захудалой заправки. Весь беззаботный игривый настрой недавних мгновений в солнечной Гватемале разом, как рукой, смыло. Мироздание будто бы вновь издевалось, жестоко шутило, подразнив нерадивую индейскую богиню радужной картинкой нормальной жизни, позволив ей почти забыть прежнюю мерзость, чтобы потом со злорадным удовольствием швырнуть обратно, прямиком в ту самую сточную канаву, в которой девушка, не помня себя, безнадежно барахталась на протяжении нескольких лет. И пусть вернулась сюда Лоовит только по собственной воле, ей крайне сложно было отделаться от назойливых мыслей о собственной ничтожности.
– Пойдем отсюда, – бросила девушка Кавилю.
Подождав майя, Лоовит, не оборачиваясь, захлопнула дверь. Ключ она оставила внутри. Что бы ни случилось дальше, для себя она твердо решила сюда больше не возвращаться.

Наверное, куда более разумно было бы, как и прежде, взять Кавиля за руку и в один миг переместиться обратно в уютное обиталище индейца, затерянное в гватемальских джунглях, или в родные, исконные края, на расколотую заснеженную вершину вулкана, или черт знает куда еще – да все равно куда, лишь бы прочь из этой говеной клоаки. Здесь не было жизни ни для человека, ни для божества – только упадок, моральное разложение и медленный физический распад. Стоило ли надеяться, будто из испорченного фрукта способно получиться сладкое вино? Но из гнили неизменно рождается только гниль, наполняющая бокал пустыми иллюзиями. Развязывающая руки фальшивая свобода от понимания гребучей безнаказанности – этим дерьмом здесь смердела всякая заезжая дрянь, твердо уверенная, что за херову двадцатку может распорядиться человеком, словно вещью – не своей, которую не жалко сломать, которая, по большому счету, не сдалась никому нахуй, потому что подобных только в этой дыре наберется минимум с десяток. Пользуйся в свое удовольствие – отвечать не придется.
Едва только дверь замызганной съемной квартиры захлопнулась за спиной, как из мрачных мыслей девушку выдернул звук проезжающей мимо машины. Шипящий шорох колес по выщербленному асфальту резанул слух – и тачка резко сдала назад, остановившись аккурат перед богами. Из салона тут же раздался голос:
– Чувак, ты закончил? Греби отсюда, не создавай толпу.
Сквозь опущенное стекло высунулся сальный хмырь, в мерзкой роже которого девушка узнала одного из своих бывших клиентов.
– Я тоже не прочь поглубже вставить этой шлюхе.
Мудак в машине живо перевел взгляд на Лоовит, что была известна ему не иначе как Джил (хотя, что более вероятно, это озабоченное хуйло и вовсе не утруждало себя запоминанием имен всякой подобранной по дороге подстилки) – и рожа пахабно осклабилась.
– Садись крошка, рабочий день у тебя в самом разгаре. Постараешься как следует – еще заработаешь.
Несколько мгновений, показавшихся самой девушке невыносимо долгими, она смотрела остекленевшим взглядом на скалящееся из салона мурло, будучи не в силах уложить в голове, какого хрена стоило лишь на несколько минут средь бела дня появиться в этой убогой дыре, как собственное ненавистное прошлое, все это время терпеливо выжидавшее за углом, вновь с остервенением набросилось, настойчиво утягивая обратно, на самое дно, где не было никаких богов, не было понимания, участливости, элементарного добра, отчего-то так воспеваемого человечеством, но не существующего в реальности, и жизни тоже не было.
Не говоря ни слова, Лоовит инстинктивно отступила на шаг назад, когда назойливое чмо потянуло через открытое окно загребущие лапы.
– Да хуле ты, блядь, выламываешься? – взорвался мудила, явно не ожидавший, что приглянувшаяся шалава ему откажет.
Девушка лишь коротко вздрогнула, когда пальцы руки взбеленившегося клиента чирканули в опасной близости от ее запястья, но так же молча отступила еще дальше.