mysterium magnum |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » mysterium magnum » Завершенные флэшбэки и AU » (1880 г.) nu q’ij
МИРЫ ЛАВКРАФТА
проклятый фараон, колдун, сновидец, жрица Януса
Вэй Шень, 36 лет, археолог-египтолог, огранщик камней, заложник террориста
* мое солнце
Время действия: зима 1880 года.
Участники: Найра, Кавиль.
Место событий: территория современных США.
Описание: "В них стреляли, они умирали".
[AVA]http://firepic.org/images/2015-02/22/n54lbyvzwp63.jpg[/AVA]
Отредактировано K'awiil (22.02.2015 23:03)
МИРЫ ЛАВКРАФТА
проклятый фараон, колдун, сновидец, жрица Януса
Вэй Шень, 36 лет, археолог-египтолог, огранщик камней, заложник террориста
Что-то было не так. Смутное тягостное чувство тянулось к змеиному богу сквозь тревожный сон. Что-то гиблое принес порыв холодного зимнего ветра, вместе с запахом смерти в нем угадывался тихий зов. Кавиль выскользнул из объятий сна. Внутри него крепло поганое чувство… Не тревоги, не треклятой слабости. Когда майя распознал, его вдруг прошибло холодом – проснулась интуиция, а в дурных знамениях она ошибалась крайне редко.
Змеиный бог несколько растерял понятие времени. Несколько последних дней он провел, не вылезая из типи. Просыпался, чтобы ощутить знакомое тепло рядом и снова проваливался в глубокий сон. Его встреча с отродьем христианской веры чуть не завершилась внеплановым путешествием по Шибальбе. Он уже проиграл свою землю и свой народ, и едва ли мог помыслить, что судьба вновь подведет его к кровавой бойне и истреблению. Казавшееся невероятным в залитом кровью прошлом обретало удивительную ясность в настоящем. Ради одного единственного существа, которому Кавиль когда-то отдал частицу своей силы. Бескорыстно, из какого-то неведомого порыва редкого для него сочувствия от понимания, что уничтожившая его цивилизацию чума добралась и до северных земель континента. Под знамением христианской добродетели воспевался гимн человеческой алчности и уникальному явлению – цивилизованной жестокости. Индейцев вырезали словно скот, а останки, тех, кого белые люди определил непригодным для сосуществования с великой нацией ублюдков, сгоняли в непригодные для существования резервации.
Кавиль появился на севере еще до того, как на нем начали разрастаться уродливые язвы чужой цивилизации. Его гнало желание уйти из разоренных земель, где древние города разобрали на камни. Где от его народа остались только тысячи сваленных в общие могилы скелетов. Где все наследие сгинуло в огне. Может, это был всего лишь малодушный побег после окончательного поражения – Кавиль не был настолько упертым глупцом, чтобы отвергать очевидное.
В непривычном холоде севера его злость ничуть не стала тише. Она топила с головой, переливалась изнутри алыми красками, ежесекундно напоминая о бессилии растерявшего все бога. Все они, проигравшие покровители истребленных цивилизаций разбрелись по миру, как побитые бродячие собаки. Каждый рассвет молчаливо напоминал Кавилю, что люди солнца больше не вознесут свои молитвы небесному светилу.
Когда на безмятежном горизонте индейских племен появились христианские мрази с нешуточными амбициями, змеиный бог с паскудным пониманием осознал, чем закончится новый виток покорения «неизведанных земель». Он не ввязывался в чужую войну, пока судьба не столкнула его с Найрой. Пока после двух веков незатухающей злобы майя наконец не ощутил, как к нему возвращается почти позабытое спокойствие и равновесие, будто бы зияющая дыра в его груди начала медленно зарастать. Он не верил в победу индейских богов и уж тем более не разделял по-детски наивные рассуждения северных сородичей сначала, что белые уйдут, а потом – что те способны поддерживать мирное сосуществование.
Мир белых был в смерти детей Вакан Танки, а будущее – в их землях. И изначально неравное противостояние быстро шло к единственной жестокой развязке. Найра видела это, и понимание однозначного финала заставляло ее только яростнее уничтожать убийц ее народа. Без оглядки на силы и риски, руководствуясь только сердцем. Кавиль никогда не просил ее уйти вместе с ним. Озвучить такую просьбу стало бы оскорблением. Он молча оставался рядом, отдавая свою силу и самого себя.
Кавиль не пытался остановить своенравную птицу, когда та оставила его, потрепанного сражением с христианской паскудой, в типи, а сама двинулась на защиту лакота. Удерживать ее означало пытаться схватить руками ветер, и майя отпустил. А теперь с тяжелым сердцем смотрел на потухший костер в типи и чувствовал, как треклятое предчувствие гремучим ядом растекается по его жилам. Майя не колебался, и уже через мгновение в тупом оцепенении смотрел на разоренное поселение лакота. Сердце предательски пропустило пару ударов.
Сквозь густую завесу крови и смерти он чувствовал запах ее крови, но не ощущал ее саму. В голове обрывочно метались мыслях, с трудом выстраиваясь в связные цепочки. Найра жива – он знал, он чувствовал. Сердцем, душой, незримой связью между ними. Он бы хотел верить, что она не захотела покинуть выживших, но понимал, что с каждым мгновением эта мысль приближалась к заблуждению индейцев, что белые уйдут. А ее настойчиво вытесняла другая – Кавиль отчаянно боялся не успеть.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-02/22/n54lbyvzwp63.jpg[/AVA]
Отредактировано K'awiil (26.03.2015 09:50)
Найра вытянула перед собой руку, всмотрелась в неё. Меж пальцев пробежала искра, скакнула от мизинца к указательному, изогнулась дугой. Исчезла.
Мало, слишком мало, чтоб расправиться с белыми захватчиками. Не хватит, даже если выскрести из самых глубин своей сути последние силы. Если бы Найра считала, что её энергии хватит хотя бы на одного бледнолицего, она бы это сделала.
Но она не могла ничего. Не могла защитить свой народ. Не могла отомстить. Не могла даже сбежать.
Прошлая битва выжрала всё подчистую.
Эта маленькая война одной птицы с самого начала была обречена на провал. Не может закончиться хорошо то, что начинается с бесконечного чувства вины, беспокойства и предательства.
Несколько дней назад Найра низко склонилась пред своим богом (не божеством её народа, именно её богом), ткнулась лбом в землю. "Я должна уйти, - сказала она. - Я должна быть с ними". От противоречивых желаний у неё перехватывало голос, в глазах жила тревога за Кавиля - обессиленного, измученного. Почти равного ей в этот момент.
Но он был сильным, всегда - самым. Даже в таком состоянии он сумел бы встать поперёк глотки любому. И его жизнь, жизнь бога была вне опасности. А лакота умирали, и каждый из них - окончательно.
Оставить Кавиля и попытаться спасти свой народ.
Ухаживать за Кавилем, бросив своё племя умирать.
Взвесив в ладонях две эти мысли, Найра поняла, что обе они одинаково тяжелы. Но её Кавиль не мог умереть. И понял её.
Поэтому она попрощалась с ним и сорвалась ввысь. На своих крыльях она несла грозу: мирные, едва не прозрачные облака, коснувшись перьев громовой птицы, липли к ним, темнели и наливались силой, превращаясь в шлейф из туч.
Для губительной грозы требовалось несколько птиц. Или одна, очень злая.
Небеса клокотали злостью Найры, гремели яростью, вынашивали в себе молнии из чистого гнева. "Говорят, твои люди носят гром в палках и повелевают им, - мысленно обращалась Найра к христианскому богу, снижаясь над осаждённой деревней лакота, - но справятся ли они с настоящим, диким громом?"
Не справились.
Первая же молния пронзила предводителя нападающих от макушки до пяток. Сильно ударив крыльями, Найра наслала на остальных сбивающий с ног ветер. Как они посмели? Как они посмели, белые выродки?
Она металась по небу, выплясывая со штормом безумный танец истребления. То и дело роняла с перьев искры, что устремлялись к земле белыми стрелами. Оглушала раскатами грома, в которых звучало всё исступление тысячелетних цивилизаций, которые пытались втоптать в прах.
Найра чувствовала, что силы её на исходе. Но пустила ещё несколько молний - белые тащили пушки.
Металл расплавился, горячими каплями заливая трупы канониров. А Найру перестали держать крылья. Теряя перья, принимая в падении человеческий облик, она рухнула на защищаемую ей деревню, проломив крышу типи.
Гроза уничтожила многих. Но многие выжили. И они, оправившись от смятения, вызванного этим диким разгулом стихий, всё-таки продолжили наступления.
Воины деревни встретили опасность лицом к лицу. Ещё долго Найра сквозь горячку слышала звуки сражения. Но закончилось и оно.
Тех, кто остался в живых, бледнолицые сбили в кучу, смешав с ошмётками других племён, и куда-то погнали.
Индейцы так перегоняли бизонов.
Обессиленную Найру хотели оставить в разорённой деревне, ведь она не смогла бы идти и задерживала бы остальных. Но Керук, глава того семейства, на чей типи она упала, не позволил. Он тащил её на руках, сколько смог, а потом передал другому. Тот, спустя полдня, - третьему.
Каждый из них говорил ей слова, тёплые - но пахнущие пеплом сожжённых жилищ. Они благодарили за попытку их защитить. За надежду. За то, что их захватили не сразу.
Найре оставалось только стискивать кулаки.
Тяжёлый переход окончательно вымотал Найру. Она не заметила, когда этот мучительный путь закончился и индейцам предоставили возможность выживать в бесплодных землях, что великодушно выделили им белые. Завязнув в густых тенетах кошмаров и бреда, она сражалась с неведомыми врагами и бормотала чушь. Звала Кавиля - это было естественным порывом, пусть он и противоречил гордой независимости громовых птиц. Майя всегда помогал, с самого того первого раза, когда Найра была ещё птенцом и по желторотой самонадеянности попыталась вызвать грозу, на что потратила слишком много энергии.
С тех пор она не изменилась. И снова нуждалась в нём.
Несколько дней спустя она начала вставать. Лакота радовались, говорили, что теперь всё наладится, раз уж защитница их племени пришла в себя.
У них было очень мало еды и бесконечно много выдержки. Они не верили, что громовой птице не требуется пища, и делились с ней последними крохами. Сами они отрезали от своей одежды узкие полоски кожи, чтобы жевать их, мусолить зубами час за часом, обманывая чувство голода.
И чем глубже западали глаза индейцев, тем больше было в них терпения.
Они не знали языка других собратьев по несчастью, но помогали друг другу. И от этой силы огромного разобщённого, неуничтожимого народа Найра чуть не плакала. Но сжимала зубы. Они её создали, а теперь нуждались в защите.
Сейчас она могла сотворить только искры, пляшущие вокруг пальцев. Но если подождать... Белым ублюдкам совсем не понравится.
Найра достала из-за пояса пару перьев. Сожгла их - струйка красноватого дыма устремилась вверх.
- Прости, Кавиль, - тихий шёпот сплетался с дымом, обволакивал его. - Я нарушу обещание скоро вернуться...
Тут она услышала крики с края поселения и устремилась туда.
Кричал Пэйта, чумазый мальчишка, что успел пристать к каждому из согнанных в резервацию с вопросом, не видели ли они его семью. Кричали белые солдаты - на мальчика.
Индейцы сгрудились за линией, отделяющей их земли от чужих, и от их сдерживаемого гнева потрескивал воздух.
Солдат угрожал Пэйте смертью на месте, ведь тот заступил границу, за которую было запрещено выходить краснокожим. Пэйта кричал о своих родителях и сестре, что наверняка где-то рядом, просто нужно их найти. Ему в грудь упёрлось дуло ружья, и Найра не выдержала.
Она метнулась вперёд, остервенело полоснула солдата ногтями по глазам и вырвала его оружие. Тот осел на землю с дикими воплями, зажимая лицо. Меж его пальцев струилась кровь.
Остальные солдаты тут же взяли бешеную на прицел.
- Оставьте его, вы, твари! - закричала Найра, пронзительно и ненавидяще.
Индейские женщины страшны в гневе, их голоса срываются на визг, волосы хлещут по плечам, а напор способен опрокинуть быка. В глазах Найры сверкали молнии, но только в глазах. Она в этот момент была просто измученной, дошедшей до предела женщиной.
- Уходите прочь, тогда вас зароют в родную землю, а не развеют по ветру здесь! Оставьте нас в покое!!![NIC]Najjra[/NIC][AVA]http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/04/8c603b7ca4c8a3262d98b93874ecb1f8.jpg[/AVA][STA]We wil be giving[/STA][SGN]Stand tall for the people of America
Stand tall for the man next door
We are free in the land of America,
We aint goin' down like this[/SGN]
Отредактировано Ah-Puch (18.04.2015 21:45)
МИРЫ ЛАВКРАФТА
проклятый фараон, колдун, сновидец, жрица Януса
Вэй Шень, 36 лет, археолог-египтолог, огранщик камней, заложник террориста
Как бы майя ни хотел сию же секунду оказаться в грязном загоне, который белые издевательски именовали резервацией, и выжечь гневом стихий любой намек на существование бледнолицой мрази, метания его души разбивались о скудные возможности. Когда парализующая смесь из оцепенения и тупой злости схлынула, вернулась ясность мысли, и Кавиль оказался перед непростым выбором: переместиться, истратив крохи оставшихся сил, или сохранить для пришлых солдат. С тяжелым сердцем змеиный бог отправился в путь, загоняя лошадей и с каждым мгновением крепнув в мысли – он успеет.
Он двигался сначала через земли лакота, потом ступил на территорию шайеннов, и отстраненно снова подумал о странной, жившей в крови заразе, косившей индейцев в помощь чужакам. И майя, и северные люди не смогли перебороть внутреннюю вражду, чтобы объединиться против общего врага. Разрозненных, безостановочно воюющих друг с другом их истребляли еще быстрее.
Не единожды Кавиль встречал на своем пути охочих перерезать ему глотку индейцев. Он не таился – крохотный посыл силы заставлял поверить их, кто он такой. И отступить в сторону или поддержать его набег на бледнолицых собак.
Кавиль не заставлял примкнуть к нему силой – он не был уверен, что сможет удержать контроль над человеческим сознанием, когда они доберутся до лагеря. С ним шли только те, кто смог позабыть о взаимной вражде; разношерстная горстка индейцев, следующая за чужим богом. Майя не солгал им, когда сказал, что идет поквитаться с американскими солдатами и вызволить их защитницу, он умолчал об очевидном – что они всего лишь средство, потому что обессилевший бог в одиночку попросту не справится. Если кто-то и догадывался об истинных причинах, они, пылкие сердцем сосредоточились на своей ненависти к бледнолицым паскудам.
На закате второго дня пути они появились у резервации, убогой карикатуры на поселения индейцев.
В стороне от американских сараев над наспех сложенными типи клубился дымок. Несмотря на пронизывающий холод плененные индейцы толпились снаружи, закутанные в тряпье и лохмотья беспокойные призраки. У них не осталось ничего, кроме собственной гордости, которую оказалось не под силу переломать выродками с ружьями.
От начала набега отделяло одно лишь слово чужого бога. Кавиль не видел Найру, только чувствовал, что она здесь. В его сознании билась одна единственная мысль – она смертна и отчаянно бесстрашна. Он был готов пожертвовать каждым из тех, кого привел собой, а она – отдать свою жизнь за любого из них. Как только начнется бойня, упрямая громовая птица полезет под пули, чтобы защитить свой народ. И майя медлил, проклиная треклятую христианскую тварь, что сделала из него бесполезное вместилище костей и требухи. Взгляд его различил и подростка, кричавшего на солдат, и в жесте злого отчаяния набросившуюся на белого отморозка женщину. Найру.
Это послужило сигналом к началу. С воинственными криками скудный отряд ворвался в резервацию. Индейцы убивали белых их же оружием, отвоевывая и свои земли, и свое право на жизнь. Недолгое замешательство бледнолицых быстро сменилось активным сопротивлением, и выстрелы зазвучали чаще. Крохотной искры надежды при виде своих воинов хватило, чтобы заново разжечь угасающие сердца согнанных в резервацию индейцев. Безоружные, они сражались, мешали убивать напавших всадников и погибали. И на место погибших вставали другие.
Кавиль пробивался сквозь хаос разыгравшегося сражения. Что-то больно впилось в плечо, и, пошатнувшись в седле, он почувствовал, как под ткаными одеждами заструилась горячая кровь. И словно подгоняемый перспективой сдохнуть раньше, прежде чем он заберет Найру, майя бездумно выскребал из своей сущности остатки божественной силы… Ослепительная вспышка зубчатой молнии прожгла белых ублюдков рядом с громовой птицей, не причинив вреда ей, такой же рожденной в небе.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-02/22/n54lbyvzwp63.jpg[/AVA]
Отредактировано K'awiil (29.03.2015 22:01)
В глазах солдат Найра видела смерть - свою и Пэйты, и всех, кто рискнёт взроптать. Это всколыхнуло в её душе новую волну злости.
Она вскинула ружьё, наводя его поочерёдно на каждого из солдат. Те отступили лишь на шаг, продолжая держать бесноватую на мушке. На земле скулил раненый.
- Кто хочет первым встретиться с вашим богом? - кричала Найра, срываясь на визг. - Смелей, ну же! Он примет вас, как любимых сыновей, ведь вы так славно уничтожали краснокожих дикарей ему на радость!
Её сердце стучало ненавистью и бешенством, топот копыт она расслышала не сразу.
Но крики - крики она услышала. Боевые кличи самых разных племён. Ржание обезумевших лошадей. Выстрелы. Хрипы умирающих.
Крохи, что остались от её народа, смешивались с пылью, порохом, прахом. Найра не могла больше бездействовать, она хотела нажать на курок - будь что будет, - но яркая, выжигающая глаза молния прошила солдат, что держали её на прицеле.
- Кавиль... - выдохнула Найра, совсем тихо среди буйства сражения. - Пришёл.
Она потянулась к его энергии, ощущаемой совсем рядом. Дёргающийся, дымящийся труп христианина исходил ею, такой знакомой и нужной. Найра проползла по грязи к нему, вцепилась пальцами-когтями, жадно потянула в себя остаточную силу, оттиск той, которой так славен был бог грозы, войны и стихий. Жестокой и беспощадной, непокорной и отчаянной. Сколько раз Кавиль делился ею?
Найра помнила каждый.
Сейчас ей было слишком много. Как если умирающему от голода дать окровавленный кусок мяса - будет больше вреда, чем пользы. Но Найра не думала о себе. Она должна была помочь.
Её волосы взметнулись, искря разрядами, что пляшут среди туч. Взмах рук раскрыл сияющие крылья. Изо рта вырвался хриплый смех счастья и ненависти.
К битве присоединился ещё один участник - клубок молний, жалящий во все стороны убийственными всполохами. В центре его извивалась фигура полудевушки-полуптицы, выкрикивая проклятия на языке лакота.
Она не заметила выстрела, не отследила, кто целился в неё. Даже не дрогнула, слишком увлечённая боем. Прошила молнией солдата, что хотел ударить прикладом женщину с камнем. Поджарила противника Керука. Ударила по пушке, заставив канониров отшатнуться.
Она двигалась навстречу к Кавилю, влекомая его аурой и своей потребностью. И упала ему на руки, рассыпая вокруг целое полчище молний-перьев.
- О?.. - Найра провела рукой по груди, с удивлением воззрилась на ладонь, испачканную алым. И только тогда, одновременно с осознанием, навалились слабость, холод и боль.
Продолжающаяся резня отдалилась, отгороженная касаниями того, кого Найра любила больше неба.
Невозможно было насытиться ими после разлуки. И в преддверии ещё большей.
Инстинкт подсказывал, что это не та рана, которую можно исцелить вливанием энергии. В Найре оставалось слишком мало её самой, чтоб можно было помочь. Но это знание нисколько не тревожило. Все лишние эмоции давно переродились в удары грома. Остались только любовь и сожаление.
- Прости. Нарушила обещание, глупая птица.
Всегда была такой. Благодаря этой неуёмной натуре была спасена богом майя, из-за неё же и оказалась сейчас у него на руках.
- Пригляди за моим народом. Я знаю... - она с трудом сделала прерывистый вдох, от которого на губах запузырилась кровь. - Знаю, что ты ничем им не обязан. Но ты сделаешь это для меня?
Под её побледневшей кожей пробегали разряды - она была больше молнией, чем женщиной, птицей или кем-нибудь ещё. Плотское, земное истекало из неё с каждым ударом сердца. Перерождалось в энергию стихий, что вскоре будут сотрясать небосвод.
Найра обхватила лицо Кавиля ладонями, пятная его, оставляя на нём след своей жизни - горячий, яркий. Закашлялась, отчего кровь полилась по подбородку сплошным потоком.
Она попросила о помощи для лакота, а теперь могла попросить для себя.
- Поцелуй меня.[NIC]Najjra[/NIC][AVA]http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/04/8c603b7ca4c8a3262d98b93874ecb1f8.jpg[/AVA][STA]We wil be giving[/STA][SGN]Stand tall for the people of America
Stand tall for the man next door
We are free in the land of America,
We aint goin' down like this[/SGN]
Отредактировано Ah-Puch (18.04.2015 23:14)
МИРЫ ЛАВКРАФТА
проклятый фараон, колдун, сновидец, жрица Януса
Вэй Шень, 36 лет, археолог-египтолог, огранщик камней, заложник террориста
Молния ударила по бледнолицым мразям и растеклась по искрящему воздуху остатками божественной энергии, ничтожно малыми - больше создающими иллюзию силы, нежели являющимися ей. Найра собрала их все, и прежде, чем взметнулась в небеса порождением неукротимых стихий, майя догадался, что она сделает дальше.
Рожденная защищать, она не отступала. Не отворачивалась, когда ее народ уходил к чужакам, не оставляла попыток их вразумить, в то время как майя заставил бы их сожрать собственные сердца. И сейчас, вобрав остатки рассеянной в неспокойном воздухе остатки силы Кавиля, она ринулась творить, для чего была создана – защищать, будь то ее народ или забредший на чужие земли такой же чужой бог.
Несколько мгновений Кавиль просто смотрел на нее, метущуюся в небесах, а потом прогрохотавшие в опасной близости напомнили ему о паскудной действительности, где медленно погибал еще один загубленный руками цивилизации народ. Народ, который в угоду собственному эгоизму рожденный в небе, не задумываясь, принес бы в жертву, если бы их кровь смогла бы вдохнуть жизнь в громовую птицу. Его сила хлипким коконом клубилась вокруг Найры – растеряв большую часть своей сущности, Кавиль опустошал себя и отправлял энергию беснующейся в небесах птице, однако и ее оказалось недостаточно, чтобы сохранить тепло жизни в ее груди.
С могильной растерянностью змеиный бог подхватил Найру на руки, остро, до рези в висках чувствуя каждый удар ее сердца, а вместе с ними – покидающую ее жизнь. В груди змеиного бога заворочалось тяжелое чувство, туго сплетая кольца вокруг часто бьющего сердца майя и норовя раздавить его. Уже потом, много позже поймет, что отравившая его сущность зараза затейливо замешана из скорби, бессильного отчаяния и въедливой злости – на христианскую мразь и еще одних выблядков пресловутого цивилизованного мира, на Найру, что она отдала свою жизнь людям, а не ему, и, наконец, на себя. Титул бога-защитника вновь оказался всего лишь пустым словом, втоптанной в пыль трухой прошлой его жизни, и майя, задыхаясь от собственной беспомощности, мог только ловить последние минуты того крошечного мирка, где еще их было двое.
Позабыв о битве, не чувствуя ни гибнущих, ни уже мертвых людей, Кавиль смотрел на громовую птицу на своих руках, силясь запомнить. Он бы не солгал, если бы сказал, что, не раздумывая обменял собственную жизнь на ее. И с привкусом яростного бессилия понимал, что его мысли бестолковы и тщетны.
- Сделаю, - тяжело уронил Кавиль. С опустошающей растерянностью он смотрел, как ее стихийное начало вытесняет человеческое, знаменуя собой воссоединение с материей, из которой она была создана: диким громом и бесконечными небесами.
- Я буду помнить, - очень тихо произнес майя, прежде чем в последний раз запечатлеть поцелуй на покрытых горячей кровью губах Найры.
Она неуловимо менялась. Кавиль почувствовал, как она легчает в его руках. Распахнул широко глаза и увидел вместо громовой птицы сноп светящихся искр. Еще несколько мгновений они хранили форму человеческого тела, и майя чувствовал ее присутствие, ее последнее прикосновение, а потом взметнулись в небеса, навсегда соединяясь с небесной стихией.
Какое-то время Кавиль тупо смотрел перед собой, силясь принять и уложить в своем сердце до одури паскудную истину. Получалось откровенно хреново. Медленно он поднялся с колен. На мгновение ему показалось, что злость всколыхнула в нем некую, прежде дремавшую силу, а потом он понял, что злость всего лишь обожгла его божественную сущность, спалив наносные и ненужные титулы, которые следовало позабыть еще на утопленном в крови островке Петен-Ицы. Его солнце зашло; яркая, горячая злость – все, что осталось у бога майя.
[AVA]http://firepic.org/images/2015-02/22/n54lbyvzwp63.jpg[/AVA]
Вы здесь » mysterium magnum » Завершенные флэшбэки и AU » (1880 г.) nu q’ij
