В «рабочем кабинете» хозяина и владыки борделя всегда царил полумрак, несмотря на то, что это была одна из немногих комнат с окном. Тяжелые гардины, за которыми скрывались жалюзи, поднимались только по ночам и только по желанию Мецтли. «Кабинет», говоря по чести, был мрачноват – не в последнюю очередь из-за темных стен, обтянутых шелковыми обоями, хранившими изображение причудливой россыпи лиловых лилий с золотыми тычинками. Одна из стен, впрочем, была зеркальной. Полностью. Нужно очень большое зеркало, чтобы отразить все величие и красоту Луны. Стенка была, по мнению Мецтли, мелковата, но масштабы помещения не позволяли иного, а место ему нравилось: ночами через окно сюда проникал лунный свет, не загораживаемый уродливыми человеческими домами, а ничего лучше лунного света и быть не может. Только он сам.
Следующей главной достопримечательностью комнаты после Великого Ацтекского Божества, лунного света, зеркала и лиловых обоев была большая двуспальная, даже трех-, четырехспальная, кровать. Это была не кровать, а целый аэродром, на который можно было посадить небольшой вертолет. Или целый бассейн, в котором можно было запросто утонуть, заблудившись в лабиринте простыней и покрывал. Мецтли очень нравилась эта кровать, потому что на ней помещался кто угодно и что угодно, в любых количествах.
Сейчас он восседал по центру этой замечательной кровати, царственно откинувшись на заваленную подушками (тоже лиловыми) резную спинку в живописном атласном халате темно-синего цвета, неуловимо напоминавшем японское кимоно и украшенном крупными гроздьями сиреневых и оранжевых цветов. На шее у него красовалась длинная нитка костяных бус, на левом запястье – целая коллекция разномастных браслетов, от стекляшек, подозрительно напоминавших обкатанные волнами осколки бутылочного стекла, до редкого вида красного дерева. В правой руке он держал крупную ягоду клубники, конец которой секунду назад был обмокнут в жидкий шоколад, мирно капавший с красной ягоды вниз, туда, где эти капли ловила губами вытянувшаяся в полный рост на спине смуглая брюнетка Габриэла. Совершенно голая, разумеется. По другую сторону от Мецтли возлегала, то поглаживая, то пробегаясь пальчиками по его груди, светлокожая рыжеволосая Кассандра. Одежды на ней было почти до неприличия много: у нее были чудесные волнистые волосы до пояса, напоминавшие ацтеку огненную реку, а на талии красовался золотой поясок, с которого свисали на бедра ряды сверкающих хрусталиков. В ногах Кассандры лениво скакал упитанный кролик, которого она время от времени рассеянно поглаживала рукой.
Мецтли было очень хорошо. Он читал девочкам стихи собственного сочинения, которые изрекал экспромтом, накручивая на палец свободной руки рыжий локон Касси.
…И этот водопад огня
Под властью лунного потока
Вспять обращен к исходу дня
И вновь приник к своим истокам.
Ведь нет же солнца без луны,
И нет огня без лунной…
На этом месте стук в дверь, раздававшийся уже в третий раз, прозвучал еще более настойчиво, и Мецтли наконец решил заметить его, потому что потерял рифму, но не мог позволить себе это признать.
– Ну, что там? – нетерпеливо потребовал он, повышая голос, чтобы докричаться до стучавшего через всю комнату и закрытую дверь.
– Так это… – послышался снаружи неуверенный бубнеж. – Вы новенькую просили показать, как отойдет. Смотреть будете?
– Я же сказал – позже! – капризно отозвался Мецтли, не утруждая себя припоминанием, в самом ли деле он такое говорил. – Подготовьте ее ко встрече со мной.
А то еще не выдержит девичье сердечко такого неземного счастья от столкновения с прекрасным. Торопиться теперь уж точно было некуда.
– А… – вдруг запнулся Мецтли, почувствовав то, чего не уловил прежде, увлекшись.
– О-о-о, – мечтательно протянул он. Другие боги нечасто наведывались в его заведение. Особенно такие. – М-м-м.
– Я могу сделать тебе хорошо, – предложила Габриэла, не понимая сути произошедшей перемены и испугавшись, не связано ли блаженное выражение на лице хозяина с нахождением новой рифмы.
– Впустите! – крикнул Мецтли раньше, чем кто-нибудь успел что-нибудь спросить, моментально позабыв о присутствии девочек и облизывая губы.
Аура чужого присутствия приближалась и усиливалась, накрывая уже с головой всполохом ярких искр, и Мецтли даже задержал дыхание на секунду, хотя никакой необходимости в этом не было – он мог вообще не дышать.
– Почти оргазм, – удовлетворенно констатировал ацтек, разглядывая появившегося в дверном проеме майя, и не глядя сунул клубничку в рот Габриэлы.
– Здравствуй, суровый повелитель войн и гроз, мой ласковый и нежный Змееныш, – нараспев произнес Мецтли и, не отрывая жадного взгляда от Кавиля, бархатно обратился к слегка зависшим ночным бабочкам:
– Девочки. Вышли.
Послушались они беспрекословно, и за мгновения, пока дверь прикрывалась за обнаженными женскими телами, Луна сменила облик полностью, грациозно перебираясь мимо кролика к краю кровати.
– Я уж думала, ты будешь избегать меня вечно, – сказала Мецтли, почти переходя на шепот, подходя к майянскому богу и чуть наклоняя голову набок, чтобы взглянуть на него снизу вверх с намеком на игривую искорку во взгляде.
– Здравствуй, Кавиль.
[AVA]http://se.uploads.ru/rGUMc.jpg[/AVA]