[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Меньше недели прошло с того момента, как бог ночи решил в очередной раз навестить давнего недруга. Нельзя сказать, что подобные встречи носили частый или хоть сколько-нибудь регулярный характер – обыкновенно Тескатлипоке не было дела до кучки косоглазой швали, что еще задолго до появления его собственного народа уныло топтала мексиканскую землю. Впрочем, такое подчеркнутое игнорирование существования в близком соседстве божественных представителей еще одного народа солнца успешно работало ровно до того момента, пока мелочные трепыхания какой-нибудь из этих бомжеватых паскуд не затрагивали собственных интересов ацтеков. Пожалуй, ошибкой было бы сказать, будто Тескатлипока ревностно радел за радужное благополучие любого своего сородича, хотя бы бог ночи по большей части и ставил ацтекские интересы превыше хотелок всех прочих бесцельно шоркающихся по бренной земле тварюг. Да и не было, в сущности, с точки зрения заурядного божественного мировосприятия, ничего запредельного в том, что один боженька угробил пару-тройку баранов, уверовавших в его божественного, хоть и не самого приятного собрата: боги издавна враждовали, вырезали паству друг друга целыми поселениями, и этим они едва ли отличались от людей. В нынешней же ситуации смерть каких-то левых, даже незнакомых самому Тескатлипоке жрецов его супруги явилась для бога ночи лишь предлогом. Притянутым за уши, помноженным на выдуманный факт личного оскорбления своей выдающейся божественности и персональной, тщательно выдержанной и бережно пронесенной сквозь века ненависти по отношению к личности обидчика.
И все же объявившись в убогой гватемальской дыре, ацтек непроизвольно ловил себя на мысли, что ему нахрен не сдалась вся эта мышиная возня. Он почти отбывал повинность, которую сам же чуть ранее на себя навесил. Неделю назад воодушевленный феерическим шоу парочки на всю орбиту долбанутых «небесных светил» боженька готов был хоть с места кидаться крошить майяского выродка в фарш, но тогда его остановили. Кто именно, Тескатлипока не помнил. Обе версии, в которых так или иначе фигурировали божественные морды, не выдерживали критики с точки зрения трезвой логики. Захваченная обидой Шочикецаль, что увлеченно приукрашивала свой пламенный пересказ деталей давешней задушевной беседы со змеиным божком, едва ли стала бы удерживать своего буйного супруга от желания, не медля ни секунды, учинить расправу над зловредным недругом. То же можно было с уверенностью сказать и о Сете, который и вовсе ползал удолбанной египетской соплей и отбивался фиолетовым икеевским шедевром от заспиртованных червей – ну, что за дело пустынному утырку до замшелых конфликтов парочки шибанутых индейцев, когда его самого преследуют жирные бутылочные личинки? Расстановка приоритетов очевидна. Итого подозрение на роль сдерживающего фактора падало на единственного оставшегося и наиболее коварного участника незамысловатого процесса по определению объекта потенциального мордобития и назначению сроков приведения нехитрого приговора в исполнение – на собственный мозг бога ночи. Угашенного в хлам забористым грибным кумаром его хватило лишь на гневные злопыхательства в адрес даром что не двинувшего кони от навязчивой икоты майяского боженьки, а дальше блаженный ацтекский мозг попросту отрубился, уйдя в режим гармонии и тишины.
Тем временем бесконечно насыщенная жизнь бога ночи все чаще порывалась повернуться к названному богу тем самым затейливым местом, о котором в приличном обществе поминать не принято. На деле подобного рода изощренные выверты выливались в душераздирающий пиздец различной степени фатальности. Так, неожиданным, хотя, учитывая некоторые пикантные подробности очередного божеского отдохновения душой и телом, вполне логичным последствием таких вот приключений явился тот факт, что Тескатлипока в кои-то веки решил воздержаться от излишеств хотя бы на какое-то время – ну, насколько боженьки хватит.
В нынешнюю обитель майяского сородича Тескатлипока заявился в состоянии, близком к уникальному: в ясном уме, трезвой памяти, с говенейшим настроением и невероятно «своевременными» мыслями о том, как задолбало его все это дерьмо. Какое именно дерьмо так допекло ацтекского боженьку, сознание  собственно боженьки отказывалось внятно разъяснять даже ему самому.
Чужую энергетику Тескатлипока почуял, едва переступив порог. Между тем аура змеиного бога на этот раз имела какой-то удивительно странный привкус: от нее веяло чем-то излишне знакомым; чем-то таким, чего у майя отродясь не было; чем-то ацтекским. Бог ночи злорадно усмехнулся, одновременно припоминая эмоциональный рассказ своей дражайшей супруги, где в качестве главного действующего лица фигурировал пресловутый «майяский бомж».  Никогда не стоило расстраивать ацтекских женщин. В вопросе защиты собственных интересов эти чудесные фиялки отличались недюжинной изобретательностью. К делу подходили исключительно творчески и с душой. Одним словом – ацтеки.
Кавиля бог ночи застал на кухне, где змеиный боженька, всецело поглощенный медитативным процессом приготовления какао в духе давно забытых традиций, намеренно не спешил обращать внимание на нежданного визитера. Бросив беглый взгляд на рассыпанный на столе порошок, Тескатлипока взглянул на Кавиля и, расцветая глумливой ухмылочкой, вкрадчиво заметил:
– Ну, теперь ты почти ацтек – только бомж и косоглазый. Должен признать, крайне занимательный ты выбрал способ, чтобы породниться. Занимательный и йобнутый.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Майя явно был не в себе или попросту угашен в хлам, о чем явственно свидетельствовал рассыпанный по столу кокс. В противном случае сложно было найти иное более или менее сносное объяснение столь демонстративно спокойному поведению змеиного бога в присутствии своего давнего врага. Впрочем, не следовало мерить всех окружающих по себе: в конце концов, в прошлый раз разборки с летальным исходом одного из участников спровоцировал тоже не Кавиль. И все же вопреки уже сложившейся практике Тескатлипока не спешил бросаться на забавно разморенного наркотой боженьку. В этот раз он сам не был настроен на кровавое выяснение отношений аккурат с порога. Ацтек не без удивления оценил жест вычурного гостеприимства со стороны майя, но кружку дымящегося напитка принял без возражений и даже отхлебнул, молча согласившись с предложенным тостом. Пронаблюдав за подчеркнуто размеренными движениями Кавиля, бог ночи, все так же криво усмехаясь, уселся за стол напротив майяского сородича. Ацтеку уже самому было любопытно, какой у этой встречи мог случиться финал.
– Судя по счастью, размазанному по твоему обдолбанному фейсу, ты прямо-таки спал и видел, когда наступит сей великий день, и я признаю этот прискорбный факт, – съязвил Тескатлипока в ответ на подхваченную майя тему о пресловутом родстве. – Право, даже не ожидал, что тебе настолько важно мое мнение. Но это так трогательно. – Бог ночи притворно умилился, одарив собеседника еще одной издевательской ухмылкой. – Пойти на такие ухищрения, и все ради того, чтобы меня порадовать – какой в самом деле чудесный боженька.
Тескатлипока замолчал, чтобы сделать еще глоток, и отвел взгляд от Кавиля, теперь задумчиво созерцая открывавшийся у того за спиной пейзаж. Устраивать разборки по-прежнему не хотелось: не по причине внепланового проникновения мыслью об обретении названного родича, но просто не было настроения, да и повода достойного тоже не было. Способный в кои-то веки трезво оценивать ситуацию разум подсказывал богу ночи, что пара-тройка дохлых жрецов, что в иной ситуации, убравшись в слюни каким-нибудь забойным дерьмом, могли мирно двинуть кони в ближайшей придорожной канаве, не стоили его усилий. Точно так же он знал и о склонности к красочному преувеличению, коей грешила его благоневерная супружница. В конечном счете, Кавилю ничто не мешало убить Шочикецаль, если бы он того захотел. Когда-то Тескатлипока сам так расправился со змеиным богом, гнусно воспользовавшись установившимся неравенством сил. Впрочем, повод в тот раз имелся, и бог ночи с тех пор ни на секунду не подвергал сомнению правильность своего решения.
Насмешливый диалог парочки давних не самых дружелюбно настроенных по отношению друг к другу знакомцев протекал меж тем в удивительно мирном ключе. Ацтек даже неоднократно ловил себя на мысли, что стоит, например, прикрыть окосевшую майяскую морду газеткой, прищурить один глаз, ограничив область обзора и тем самым обманув зрение, или же, не мудрствуя лукаво, попросту отвести взгляд, созерцая красно-рыжий закат, затопивший бликами безжизненную кальдеру – как становилось совсем несложно поверить в то, что безмятежно пьешь какао в компании давнего приятеля, но вовсе не божка, которому несколько веков назад собственноручно перерезал глотку, спустив безжизненное тело пинком с вершины древнего теокалли.
Ацтек вновь задумчиво поглядел в свою кружку, поболтав темно-красную жидкость. Та, в свою очередь, медленно сползла вязкой кляксой по стенке, оставляя на глиняной поверхности неровный кровавый след. Тескатлипока недоверчиво покосился на сомнительное пойло, но значения не придал, сделал еще глоток и тут же сплюнул, с грохотом шмякнув донышком посудины по столу. Остывшая, тягучая, с отчетливым металлическим привкусом и спертым запахом слизь противно заволокла горло, мгновенно вытаскивая из подсознания хорошо знакомый образ злосчастной жертвенной чаши, до краев заполненной смрадным месивом из варварски искромсанных, заветревшихся и гниющих под палящим солнцем человеческих сердец. Бог ночи ошарашенно уставился на собственную руку, что все еще сжимала злополучную кружку: на коричневой кромке глиняного ободка в нескольких местах проступили бледные пятна. Они двигались, меняли форму, ползли по запястью и падали на стол желтовато-серыми извивающимися червями. Тескатлипока в ужасе отдернул руку, резко отодвигаясь и одновременно толкая от себя стол. Темно-красная жижа из опрокинутой кружки с беспорядочно копошащимися опарышами тотчас же разлилась по столешнице смердящей массой. Ацтек резко вскинул голову, встречаясь взглядом с майя, на ухмыляющейся роже которого теперь красовался затейливый белесый узор, который бог ночи уже видел, и видел определенно не минуту назад, не в этой гребаной комнате и даже не в этой блядской эпохе.
«Ну, нахуя?..» – почти обиженно заныло собственное сознание, одновременно пробуждая в душе бога ночи застарелую злость.
– Какого хера?.. – вслух произнес Тескатлипока, недоуменно таращась на расползающихся по столу порозовевших от крови личинок. – Что ты сделал, сука? – сквозь зубы процедил ацтек, вновь поднимая взгляд на размалеванную белым дерьмом майяскую рожу напротив. В одночасье от давешней безмятежности не осталось и следа.

«Ступень первая. Мы признали своё бессилие перед алкоголем, признали, что мы потеряли контроль над собой».

Первые семь ступеней прошли успешно. На восьмой у Шочкиецаль напрочь слетел паттерн. 
«Мы составили список всех тех людей, кому мы причинили зло, и преисполнились желанием загладить свою вину перед ними», - монотонно талдычил усатый, похожий на раздавленного таракана куратор. Ни одного человека, которому она бы причинила зло, Шочи вспомнить не могла, а потому куратор был одарен посылом на хуй и благословлением тяжелым стулом, тем самым заняв почетное первое место в списке. Восьмая ступень была успешно пройдена ровно наполовину, но на собрания богиню больше не приглашали.
Тогда она составила список всех тех, кто причинил ей зло, и преисполнилась желанием сделать им очень плохо. Лично. Потому что Бог, как она его понимала, наверняка опять валялся где-то обдолбанным до состояния несостояния, а те сложные химические соединения, наполнявшие его мозг, не могли способствовать свершению праведной мести.
И оттого разочарование, обида, злость и желание снять кожу со всех ублюдков дегенеративных, были вдвойне сильнее, когда Шочикецаль почувствовала Бога, как она его понимала, в компании жалкого, ничтожного, косорылого, косноязычного, и, что самое обидное – еще живого – хуйла.
В мире, где живут нормальные семьи, мужья защищают своих жен.
В мире, где живут нормальные семьи, мужья не пьют какао с угашенными педиками.
В мире, где жила Шочикецаль, всё приходилось делать самостоятельно, но эта истина доходить до богини начала только сейчас.
Она глубоко и бесстрашно оценила свою жизнь с нравственной точки зрения. Она признала природу своих заблуждений. Она вспомнила несколько сцен из фильмов про праведное возмездие, и приступила к решительным боевым действиям.

…Кавиль, зажатый между раковиной и унитазом, плакал, как девочка, сжимая в слабеющих ручонках нож для резки пластилина, а Шочикецаль радостно и весело рубила в щепки дверь большим мясницким топором, уже предвкушая, с какой радостью и весельем она будет также переводить майяское чмо на фарш для бездомных котиков и опоссумов.
Это была неправда, но ей нравилось так думать.
– А вот и Джонни! – возвестила богиня о своем прибытии, с мрачным удовлетворением оглядывая упоротые, обиженные и стрёмные рожи членов клуба какаофилов, решивших, что стены дома слишком тесны для них. А жаль. Богиня с радостью разнесла бы на мелкие кусочки этот райский уголок. Тот мир, в котором майя, в свое время на хер не нужные даже испанцам, обитали в больших и красивых домах, а ацтеки жили на улицах с помойками посреди дороги и распродажами дерьмовой мебели, Шочикецаль тоже совершенно не устраивал. Она бы устроила здесь гомосексуальную вечеринку. Она бы поселила сюда участников «Дома 2». А затем – сожгла это всё дотла, избавив тем самым мир сразу от трех богопротивных явлений.
Пока же приходилось тупо крутить головой, переводя взгляд с Тескатлипоки на Кавиля, а затем обратно. Как у всякой порядочной женщины, с выбором у Шочикецаль были проблемы. С одной стороны, обижаться она пришла только на Кавиля, а с другой – Теска – её муж, и заслуживает обиды вне очереди.
Поколебавшись еще несколько секунд, богиня осенила обоих  размашистым крестным знаменьем:
– Покайтесь, дети мои, пока не поздно, ибо грядет конец света, где праведники вознесутся на небеса хавать за одним столом с Иисусом, а грешники, вроде вас, будут вечно гореть в аду и смотреть телемагазины. Раскайтесь во всех своих грехах перед богом и мною, и на том свете вам воздастся!
И замерла, в ожидании, что оба позорящих род мужской и человеческий индейца грохнутся смиренно на колени, пробивать лбом землю в неистовом приступе покаяния. Почему-то они не спешили этого делать, что выбешивало богиню еще больше. Всё получалось как всегда, то есть, никак не получалось. Стоит дать кому-то шанс исправиться и осознать свои ошибки, как он превращает его в говно. И этот кто-то, - она остановила взгляд на Кавиле, - особенно не торопился.
Шочи шагнула к нему.
– Шлюха, значит? –  из всех оскорблений и обид, нанесенных этим мудаком, именно эта была Самой Обидной. Гнев всколыхнулся с новой силой, затопляя мозги красным, синим, чёрным и бурокозявчатым цветами, – козлоёб недоёбанный. Упиздок блядорылый. Я покажу тебе шлюху!
Резко наклонившись, Шочи взметнула юбками, как назло рука запуталась в пышных тканях, и задирание получилось долгим и несколько затянутым, краем глаза злая Шочи видела как напряглись и тот и другой. Уловив и нездоровое любопытство одного, и столь же здоровое чувство собственничества другого.
– Я покажу тебе шлюху, – еще раз сквозь зубы пропыхтела она, наконец задрав юбку чуть выше талии. Выхватив из-за подвязки нож, она перехватила его поудобнее, и с ненавистью глядя Кавилю в глаза, ломанулась на штурм.

«Ступень двенадцатая. Достигнув духовного пробуждения, к которому привели эти шаги, мы стараемся донести смысл наших идей до других алкоголиков и применять эти принципы во всех наших делах».
[AVA]http://5.firepic.org/5/images/2015-08/12/s0pepuy9bnig.jpg[/AVA]

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Ответную реакцию Кавиля Тескатлипока оставил без внимания – не по доброте душевной, но оттого, что обстоятельства потребовали это самое внимание живо переключить на раздражитель совсем иного порядка, в данный момент призванный занимать божественный мозг много больше какой-то майяской змеюки.
– Да, блядь, уймись уже! – рявкнул ацтек, резко обернувшись к жене и грубо оцепив от себя неугомонную богиню. Он по-прежнему видел в ней Шочикецаль, умом понимал, что супруга его действует не по своей воли, о чем недвусмысленно свидетельствовал мерзкий монотеистический душок, коим явственно отдавала аура ацтекской богини, и вместе с тем, вопреки всякому здравому смыслу бог ночи бесился от осознания того факта, что он явился сюда по ее воле, ведь самому ему нахер не сдались ни гребучие майя, ни давно утратившие былую актуальность разборки. Он не видел змеиного божка не одну сотню лет и был бы рад не видеть еще столько же. Застарелая вражда поистерлась; былая злоба угасла; а жестокое противостояние двух солнечных народов, выраженное в смертном бое парочки не самых миролюбивых божков, себя давным-давно исчерпало. Тескатлипока не знал, чем закончится эта встреча с майя, но едва ли предполагал, что события развернутся в подобном бессмысленном и неуклюжем ключе. И теперь ацтек злился ввиду того, что явившись сюда, сам не ведая толком зачем, он вынужден был сдерживать деструктивные порывы собственной неадекватной супружницы.
– Откуда ты здесь вообще взялась? – раздраженно бросил Тескатлипока, не надеясь услышать сколько-нибудь внятный ответ. Он даже сомневался, что Шочикецаль, всецело захваченная жаждой мгновенной и кровопролитной расправы, его понимала и вообще слышала.
О Кавиле бог ночи при этом позабыл вовсе. С изумленным отвращением он смотрел на бьющуюся в припадке помешательства жену и отчетливо распознавал пятнавшие ее ауру волны чужеродной энергии, заставляющие ацтекскую богиню думать не своими мозгами и действовать в угоду сторонним интересам некой монотеистической мрази – одной из тех говеных паскуд, что привезли с собой дрянные адепты новой веры, отмеченной ложным милосердием и мифическим человеколюбием. Тескатлипока понимал, что супруга его не в себе, и, тем не менее, подсознательно ему отчаянно хотелось отдернуть руку, без промедления ударив докучливую христианскую тварь собственной силой владыки стихий. И лишь пронзительный истошный визг электродрели на периферии сознания, знаменующий собой возгласы недобитых остатков здравого смысла, все еще удерживал бога ночи от разрушительного проявления собственной ярости.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6702/95274485.5/0_df34b_69db1bb2_orig[/AVA]Сложно было сказать, что больше поразило ацтекского бога: слова майя или его действия. В течение последующих нескольких мгновений он просто переводил взгляд с раздраженного Кавиля на обмякшее в его руках тело Шочикецаль и обратно и, будто бы до сих пор пребывая под впечатлением, забыл даже о том, что следовало, наверное, наброситься на потерявшего страх божка или, как минимум, разразиться праведным возмущением – по крайней мере, это было бы вполне в духе ацтекского боженьки. Однако вместо этого Тескатлипока лишь молча забрал из рук Кавиля безвольное тело супруги и точно так же, не говоря ни слова, исчез.
Очутившись у дверей собственного бара в Тепито, бог ночи походя шуганул внушением парочку замешкавшихся пьянчуг, а, будучи уже внутри, передал свою ценную ношу собственным живо нарисовавшимся в поле зрения жрецам. Тем временем мысли самого ацтека занимало вовсе не бессознательное состояние его дражайшей супружницы. Проблема механического повреждения бедового мозга богини обещала решиться сама собой – это был лишь вопрос времени, тогда как тварь, справно похозяйничавшая ранее с ее сознанием, все еще где-то разгуливала по свету, по-прежнему прочно удерживая рассудок Шочикецаль в своем подчинении. Наивно было бы полагать, будто направленный электрический разряд уничтожит хоть что-то кроме собственно серого вещества в черепушке богини, и Тескатлипока напряженно соображал, что делать, прежде чем его одержимая благоверная очухается и кинется с новыми силами нести в мир эпическую кабздень.
Скверное христианское дерьмо оказалось заразой прилипчивой – бог ночи это чувствовал, улавливая скудные энергетические возмущения, что ощущались даже сейчас, в условиях вялого колыхания бесполезной нынче студенистой массы в голове его жены. Для уничтожения монотеистической дряни требовались особые навыки, коими Тескатлипока, не смотря на все свои шаманские таланты, к несчастью, не обладал. Хуже был лишь тот факт, что и среди прочих ацтекских сородичей полноценных целителей отродясь не водилось, и, осознав в полной мере сей отнюдь не добавляющий оптимизма факт, а также всю безрадостность сложившейся ситуации, бог ночи мигом принял нестандартное решение относительно определения стороны, к которой было возможно, по его разумению, обратиться за помощью. Ацтек еще раз мельком взглянул на все так же не подававшую признаков жизни Шочикецаль: оставалось лишь надеяться, что его одержимая супруга не придет в себя до его возвращения и не разнесет в порыве безудержной ярости от неудавшегося возмездия полквартала.
Спустя некоторое время, вновь подходя к затерянному в тропической глуши дому своего небезызвестного майяского сородича, бог ночи еще издали заприметил последнего: Кавиль сидел на террасе в обществе большого пятнистого кота. Меж тем наглости и бесцеремонности самому ацтеку было не занимать, а потому его ничуть не смущал тот факт, что он явился за помощью, едва смекнув, что собственными силами нарисовавшуюся проблему не решить. И будто бы вовсе не он чуть ранее самозабвенно пробивал башкой хозяина дома деревянную стену; будто бы не его двинутая на всю черепную кость супруга грозила майяскому богу смертью мучительной и долгой.

Мысли майя, бесцеремонно потревоженные появлением шибанутых на голову ацтеков, выдернуло из недолгого состояния присыпанного наркотой покоя, окунуло вместе с владыкой стихий в ведро помоев, и, изгаженные дерьмовым хламовником памяти, они с маниакальным упорством вернулись на путь поиска зачинщика. Пожалуй, единственным полезным моментом от ацтекского пришествия явился тот факт, что явление одержимой Шочикецаль заставило Кавиля напрячь разморенный кокаином мозг и быстро свести круг подозреваемых из абстрактного «дохера» до конкретной личности: упорной, затейливой и которой явно стало тесно в уютных жарких застенках своего постоянного места жительства.
Кратковременное благодушие и наркотический покой живо уступили место мигом прояснившемуся рассудку и той стороне сущности змеиного бога, что с упоением превращала исламское существо в истекающий кровью кусок мяса. Отчаянно живучая и прочно пустившая корни в сущность майя идейность перемешалась со встрепенувшимися личными счетами, и вместе они назревали большим пиздецом.
Въедливая прошлая доебучесть вкупе с развернутой против майя кампанией навели на мысль не бросаться опрометью искать заигравшегося твареныша, как бы ему ни хотелось повесить эту мразь на ее же кишках, а вместо этого остаться на месте. Попытка стравить со старым врагом успешно провалилась, план «Б» остался с разжиженным мозгом, и Кавиль отчаянно надеялся, что после двойной неудачи христианская паскуда вылезет из своей гребучей норы и навестит его лично. Где-то в глубине души он не без досады понимал, что такой ответный ход падшей твари слишком прост. Слишком быстро приведет к развязке, чтобы христианская паскуда высунула свою рожу.
И все-таки Кавиль ждал, прислушиваясь к колебаниям энергии; сидел на открытой террасе и ждал, показательно бездействуя. Первое ощущение чужой силы, которое он почувствовал вскоре, как остался один, тоже было хорошо знакомым и еще - родственным. Майя не слышал, как божество, еще более древнее, чем он сам, появилось на террасе, его перемещения он улавливал только прикосновением взгляда к своей спине. Если бы он и захотел его увидеть, ему пришлось бы потрудиться – даже с багажом в несколько тысячелетий бог-ягуар по-прежнему оставался своенравным и падким на игрища большим котом. Кавиль повертел по сторонам головой, давая понять притаившемуся коту, что он его почуял и признал свое поражение. И спустя несколько мгновений почувствовал, как ему в бок ткнулась мощная кошачья башка.
- Все веселье ты пропустил, - с беззлобным укором произнес майя и потрепал ягуара по пятнистой голове. В ответ зверь наградил его еще одним тычком и растянулся у ног змеиного бога. Такая реакция, пожалуй, была справедливой – Кавиль догадывался, что привело сюда старого знакомого, хотя, как и прежде, не мог знать наверняка, как и не всегда мог разгадать, что творится в черепушке божества, которое никогда не имело человеческой ипостаси. Которое даже спустя многие века оставалось божественным, но все-таки зверем.
Второе колебание пришлой энергии сначала почуял ягуар – поднял голову и, коротко заворчав, шумно втянул воздух. И вслед за ним Кавиль понял, кого он почуял. На его лице отразилось досадливое недоумение, сводившееся к емкому вопросу, какого хрена здесь снова забыл бог ночи.
- У тебя с пониманием совсем плохо? – холодно поинтересовался майя, когда Тескатлипока, наконец, появился в поле зрения.